Галина Зарудная: Яд иллюзий

Егор гордился бы мною.

За год умирающая гостиница стала на ноги.

У меня твердый взгляд, гранитная воля. Я та женщина, что не знает поражения.

Та женщина, что не знает, что такое депрессия.

Та женщина, что не знает, что такое – желать себе смерти.

Такая женщина будет жить!

И непрестанно, как волчица, будет бороться за эту жизнь.

Ничто ее не изменит и не сломает.

Потому что она родилась так, как не рождался еще никто.

Она родилась из камня.

Того камня, что раздавил бы кого-то другого.

Того камня, что из пустоты создал новый мир.

Однажды я нашла на своем рабочем столе письмо.

Там сообщалось, что Ирина Гром навсегда помещена в клинику для душевно больных. Что Веры Белоус не стало в живых от перенесенного ею горя. Что Семен Гром остался совсем один и просит прощения у своей дочери…

Я приехала к нему уже на другой день.

Я не узнала того человека, что открыл мне дверь.

Это был старик.

Старик, рыдающий в объятиях дочери.

Страшно подумать, как способен измениться человек всего за год. Быть может, я одна понимала, насколько это возможно.

Я просила отца уехать со мной, но он не соглашался.

Там оставался последний его долг, последнее искупление…

Его жена, его заключенная, для которой отныне он являлся личным стражем, до последнего ее дня.

Это было его решение.

Его жизнь.

Но я сказала, что всегда буду ждать его.

Потому что он мой отец!

Только не думайте, что эта новая женщина не умеет чувствовать или не способна любить.

Я любила.

Любила с первой минуты рождения.

Любовь эта столь же крепка, как и воля, как жажда жизни.

Но для того, чтобы впустить ее в свою жизнь, дать ей возможность найти себя, должно было пройти время.

Я старалась о нем не думать, достаточно того, что он где-то недалеко, что у него все хорошо. Часто на глаза попадались статьи о его достижениях. О нем писали практически все газеты и журналы.

Его слава становилась грандиозной!

Его спектакли собирали аншлаги. Он снял свой первый фильм.

Его талант расцветал с каждым днем.

Но всему свое время. Он отлично это понимал и поэтому не пытался искать встречи.

А я, вспоминая о нем, всякий раз поражалась, насколько он неповторим, не могла не восхищаться этим человеком - равно благородным во всех проявлениях.

Природа бесконечна в своих талантах и идеалах, создавая мир в неподражаемой многогранности. Гений-скульптор, ангел форм и пропорций изваял идеальную внешность актера. Таким совершенством наделялось множество непревзойденных личностей, но «мастер» продолжает совершенствовать свое искусство. И вот – для совершенного облика была соткана совершенная душа.

Мое сердце вздрагивало при звуке его имени так же, как от имени другого человека.

Мне суждено было полюбить их обоих.

Не возможно не полюбить, если у тебя есть глаза, которые видят, уши, которые слышат, и сердце, умеющее чувствовать другие сердца.

Я полюбила Миру, пусть не знала ее ни секунды, а все, что слышала о ней – не было похвалой. И не потому, что в жилах наших текла одна кровь. Я любила девчонку уже за то, что она оказалась достойна любви Кирилла…

Я любила свою истинную мать Ольгу, образ которой могу создать только в красочном воображении, потому что никогда ее не видела. Но от того особенно ценен этот образ, как архивная видеолента немого кино, наполняющая живим изображением мою кровь, покуда она горяча…

За разрушенную жизнь – мою и других людей – не могла не винить Ирину, свою псевдо-мать. Но все равно не ощущала к ней ненависти. Ненависть иссякла, сотлела.

Природа сотворила одно из своих чудес – воскресила любовь.

На руинах одной жизни возродилась новая, более совершенная.

Есть ли в той новой жизни Кирилл?

Мы не могли видеться.

Но всегда, неизменно я ощущала его рядом. Как родственную душу, которую чувствуешь сквозь пространство…

В любой день, в любой час я могла найти его, прийти на премьеру, встретиться с ним, заглянуть в глаза, и – О, Боже! – обнять его!

Ничего я не жаждала сильнее.

И ничего так не боялась.

Боялась не того, что при виде Кирилла меня раздавят воспоминания.

Я боялась себя, своих чувств.

Странно бояться чего бы то ни было после всего, что случилось.

Странно бояться оживающего сердца.

А все же сердце намного сильнее, чем представляет наш ум.

Мой ум больше не туманиться, логика и воля стали тверже камня. Я как никогда четко разделяю грань между чувствами и работой, эмоциями и рассудком. А главное – с первого взгляда определяю сущность человека, его мысли, намерения. Будто дар ясновидца обрела моя истерзанная душа в награду за выдержку и терпение. Чтобы стать крепким инструментом – налаженным и звонким – в руках судьбы.