Алистер Маклин - Два дня и три ночи

– В полночь можете передать эту информацию в газеты. Она как раз успеет появиться в утреннем выпуске.

– Вы требуете невозможного, – попытался обороняться деде Артур. – Даже если я нажму на все рычаги... Ну хорошо, в девять вечера.

– В четыре, Анабелла.

– Сегодня? В четыре пополудни? Да ведь уже около часа дня! Вы действительно сошли с ума!

Я был неумолим:

– Не так уж все сложно, Анабелла. Через десять минут вы сможете снарядить десять агентов. Через двадцать минут – двадцать. И так далее. Ведь перед вами открыты все двери. И особенно двери кабинетов Скотланд-Ярда. Кроме того, Анабелла, помните, это не я заставляю вас торопиться – это они. Профессиональные преступники никогда не убивают просто так, ради удовольствия или поддавшись эмоциям. Они делают это, только чтобы выиграть время. Каждый выигранный час – козырь в их игре. Каждый час, который мы отыгрываем, становится козырем для нас. Или вы считаете наших противников дилетантами?

– Прошу вас выйти на связь в четыре, – капитулировал дед усталым тоном. – Посмотрим, что я смогу сделать к тому времени. А что будете делать вы?

– Попытаюсь выспаться.

– Ну что ж, у вас много времени, Каролина...

После этой убийственно презрительной реплики он прервал связь. Ну да, конечно, он спокойно спал в своей постельке, в то время как я... Кроме того, во мне снова просыпался дар провидца, и я готов был поставить сто – нет, тысячу, миллион! – против того, что следующей ночью спать мне не придется. Это предчувствие перерастало в уверенность, то же самое происходило с моим предчувствием относительно «Шангри-Ла».

Будильник прозвенел без десяти четыре. Сон не освежил меня. Теперь я чувствовал себя еще хуже. Сказывались вчерашние треволнения. А может, всему виной был слишком шикарный обед, который я проглотил перед тем, как отойти ко сну: банка жирной тушенки и какая-то слизь из банки с надписью «Картофельное пюре». Жаль, что эту трапезу не смогли разделить со мной друзья – сэр Артур Арнфорд-Джейсон и сэр Антони Ставракис.

Кажется, я начинаю брюзжать. Ничего себе симптомы. Вот так однажды проснешься – а ты уже старик. Впрочем, по штату мне уже полагается быть стариком. Ведь солдатам империи деда Артура месяц должен засчитываться минимум за год безупречной службы в других, более спокойных войсках. Правда, здесь неплохо платят, но профсоюз на этом предприятии заботится о работниках из рук вон плохо. Безобразно организованы питание и отдых, а уж о технике безопасности и говорить не приходится – профессиональный травматизм очень высок.

Дэвис вышел из своей каюты, я – из своей. Вид у него был немногим лучше моего. Я оценил его так и не отдохнувшее лицо, встретил взгляд его тревожных, никогда не успокаивающихся, усталых глаз, и вдруг меня пронзила острая трепетная жалость к нему, к себе, к тысячам таких же разбросанных по всему миру агентов командира и сотен других командиров, ко всем этим людям, не умеющим радоваться в свободное от службы время и не умеющим со вкусом тратить заработанные деньги. Что поддерживало нас в ежедневной борьбе с тысячами преступников, хорошо знающих цену себе и каждому своему поступку, умеющих прожить эту единственную жизнь в свое удовольствие? В чем разгадка этого парадокса? Почему все же мы уверены в своей правоте, а главное, почему они, такие сильные и сплоченные, как бы ни скрывали этого, тоже ощущают наше превосходство? Или все это только иллюзии? А может быть, наше противостояние – война психопатов, где нет правых и виноватых и жизнь, нормальная человеческая жизнь горько смеется над нами и презирает и тех и других…

Мы вышли на палубу. Было четыре часа пополудни, а это означало, что день неумолимо, а для нас даже безжалостно клонится к вечеру. Солнце еще не зашло, во всяком случае, мы надеялись, что это так, хотя его лучи, конечно же, не могли пробиться сквозь массу клубящихся в небе черных туч. Тяжелая и густая завеса дождя тоже не благоприятствовала как просто мореходству, так и занятиям морской биологией. Разве что для Ставракиса и его неиспытанных стабилизаторов такая погода была не самым плохим вариантом. Наверное, качка совсем не заметна экипажу «Шангри-Ла», собравшемуся за обедом. Я представил себе, как кок, возможно, взятый напрокат в одном из изысканных ресторанов, отдает последние распоряжения… Нет, об этом лучше было не думать. Я пошел за Дэвисом в машинное отделение.

Дэвис достал блокнот, надел наушники и замер около меня, приготовившись стенографировать. Я всегда удивлялся, откуда у него столько разнообразных и самых неожиданных навыков. Неужели у него хватает сил и оптимизма между перестрелками изучать стенографию или кройку и шитье? В любом случае я очень надеялся, что дед Артур даст Дэвису возможность похвастать своим мастерством в скорописи.