Ксения Баженова - Закрой глаза – я тут

Джинсы, прилипшие к ногам, кое-как удалось стянуть, майку же одной рукой снять не получалось. Дикая, обжигающая боль не давала не то что зацепиться за нее пальцами, но даже просто поднять руку. Он прошел на кухню, надрезал футболку у горла ножницами и стал разрывать. Мокрая ткань поддавалась плохо. Он снял рукав с одной стороны, а второй, наклонившись, скинул. С трудом влез в махровый халат, найденный в гостевой ванной, и, зажав бутылку вина между колен, помучившись, открыл, вылил половину содержимого в медный ковшик, разогрел и стал пить медленными глотками, заедая подсохшим хлебом.

«Как быстро черствеет у них хлеб. Берешь в магазине – дышит, а через полдня уже резина резиной». Отложив багет в сторону, Дима пошел в гостиную и лег на диван. Его трясло, и тело постепенно заливало жаром. Кажется, наверху были таблетки. Но сил подняться и взять их не осталось. Дима завернулся в покрывало, лег, и ему стало все равно, что с ним произойдет в будущем. Если оно, конечно, настанет.

«Раз-два, сорная трава… – услышал он издалека мотив уже знакомой ему детской песенки. Сначала она доносилась из глубины сада, но потом стала слышна все явственнее, все ближе, и вот уже скрипнула дверь, по паркету прошлепали легкие мокрые шаги, и песенка зазвучала возле самого уха, и в паузы между словами прорывалось частое и громкое дыхание. Дима сразу понял, чье… Лучше и не открывать глаза. Лучше и не жить вовсе. Надо было остаться на дне той ямы и сдохнуть. Ада допела песенку и засмеялась. «Ты меня убил, но не избавился. Я с тобой навсегда. Закроешь глазки, а я тут как тут. Так что, если ты не хочешь меня видеть, лучше вовсе тебе никогда не спать. Слышишь меня?!» – крикнула она резким голосом и с силой дернула его за поврежденную руку.

Дима проснулся от собственного крика. В гостиной Ады не было, но это ничего не значит. Он встал и под проливными струями дождя, мокрый и красный от жара, дрожащий от слабости, вернулся к могиле. Адино тело, уже полностью покрытое смесью воды и глины, угадывалось по расплывчатым абрисам да ярко-красным лепесткам лака на кривых пальцах под мутной водой.

Земля с кучи наползла ей на голову гигантским наростом и казалась огромным серым древесным грибом. «То, что она здесь, тоже ничего не значит. Закопать. Закопать как можно быстрее». Дима взял лопату, но одной рукой тяжелую мокрую землю поднимать оказалось невозможно. Он подползал на коленях к куче и пытался сталкивать с нее землю, как снегоуборочным скребком, работая здоровой рукой и заряжаясь собственной ненавистью. Когда насыпь перекочевала в могилу настолько, что Ады не стало видно, он нашел силы взять лопату и немного разровнять мокрые комья от головы к ногам, и прикрыть, наконец, торчащие мерзкие ненавистные ступни. Убедившись, что ведьма исчезла под слоем земли, он сел, а затем и лег рядом, щекой в чавкающую массу, и дождь поливал его. А потом появилась Чира.

Она сидела на кухне, положив на стол свои рисунки и с грустью глядя на них. Подняла голову, по глазам пробежала радостная искорка и мгновенно потухла.

– Где ключи?! – резко спросил Дима.

– Не знаю. Где-то в комнате.

– Где ключи?! – Он грубо сжал ее кисть.

– В комнате, наверное, где-нибудь на столе или на комоде. Что случилось?!

Он отбросил ее руку и направился в гостиную. «Как-то быстро стало отпускать». Дрожа всем телом, он кинулся к комоду. Связка лежала там. Он вернулся к дверце с литой гнутой ручкой. Стал подбирать ключ. Нашел. От нервного возбуждения и отходняка трясло все сильнее. Чтобы открыть дверь, пришлось повернуть ключ несколько раз. С каждым поворотом было слышно, как отодвигается затвор внутри куска железа. За дверью была темнота. Он всмотрелся в нее и увидел несколько ступенек, ведущих вниз. Кажется, подвал. Хорошо, очень хорошо. Он хотел увериться, что оттуда не выбраться. Решил подоткнуть дверь чем-нибудь, нашел в гараже кирпич и вспомнил, что когда рылся в багажнике, видел там фонарик. Подоткнул дверь и, светя перед собой, медленно пошел вниз по узким ступенькам. Путь показался ему довольно длинным. Из подвала потянуло холодом. Окно? Или просто никогда не видевший солнца стылый камень. Если окно, то свет луны с улицы проникнет в него. Очутившись на ровном полу, Дима стал водить фонариком по стенам, выхватывая из кромешной тьмы абрисы вещей – кусок стола с вазой, засохшие цветы в которой бросили длинные чернильные тени на стену, зеркало – он отпрянул, и липкой холодной влагой залепило желудок, – еще одно движение луча фонаря – на полу большая серебряная рама и черно-белая фотография в ней… Он бросился бежать вверх. Отодвинул кирпич, прикрыл дверь, опасаясь, что изображение с фотографии привидением поплывет за ним. Отдышался.