Татьяна Полякова - Огонь, мерцающий в сосуде

– Вам пришлось продать бизнес. Что, если именно этого похитители и добивались? – сказала я. Сериков криво усмехнулся.

– Любите детективы?

– Не люблю, – отрезала я.

– Эту версию тоже рассматривали. Действительно, был человек, которому не терпелось прибрать к рукам все, что я создал.

– И он получил что хотел?

– В конечном итоге да. Но... доказать его причастность к похищению не удалось. Я ведь уже сказал: всех возможных подозреваемых тщательно проверили... никаких зацепок. У Надежды был друг, он тоже оказался под подозрением. С тем же результатом. Ни-че-го, – произнес он по слогам. – Моя дочь и няня исчезли бесследно. Как будто их и не было никогда.

– Вы сказали, что наняли частного детектива. Отправьте его в мой город. Кафе «Каприз» на набережной, официанты должны помнить девушку, похожую на Надежду, и меня тоже. Там мы встречались.

– Но... вы ведь не были знакомы? – нахмурился он. – Я правильно понял?

– Мы встречались несколько раз. Однажды она подсела за мой столик, но своего имени не назвала. Это была одна из ее странностей. Мы разговаривали, но о себе она ничего не рассказывала. Еще тогда у меня возникло подозрение: у нее есть тайна, которая мучает ее. Звучит мелодраматично, но это так. А потом она исчезла, по крайней мере в кафе я ее больше не встречала. Если бы газета попалась мне на глаза тогда... я бы смогла проследить за ней, выяснить, где она живет. Но я узнала об этой истории позднее, когда оказалась здесь.

– Откуда у вас газета? – все-таки спросил он.

– Нашла на чердаке заброшенного дома, – вздохнула я. – Там была целая кипа газет и журналов, но я из всех натолкнулась на эту. Невероятное совпадение. Вот я и решила, что обязана вам помочь.

– Да, история странная, – глядя на меня с сомнением, произнес он. – Если только...

– Если только я говорю правду? Я говорю правду. Не всю, к сожалению. На это у меня есть причины. Из-за них я пришла к вам, а не в полицию, как следовало бы. Но поверьте, то, о чем я промолчала, к исчезновению вашего ребенка не имеет отношения.

– Я позвоню детективу. Это лучше, чем обращаться в полицию. За эти годы я столько раз... Они не говорят мне это, но я уверен: они считают, что моя дочь мертва. Если ваши слова подтвердят в кафе... Даже не знаю, как я к этому отнесусь... Моя жена все эти годы... Теперь у нас есть сын, ему семь лет, но... она все еще надеется на чудо.

– А вы?

– Я точно знаю: чудес не бывает, – усмехнулся он. – В любом случае, спасибо, что пришли.

– Если мои слова подтвердятся и детектив нащупает след... вот мой номер. Встречаться с полицией мне бы не хотелось, однако, если понадобится, я готова. – Он покачал головой с едва заметной улыбкой, а я спросила: – Что?

– Пытаюсь отгадать, что такого вы могли натворить. Сбежали из дома, прихватив семейные ценности?

– Просто сбежала. И не вернусь, что бы ни случилось.

– Вот как... что ж... все более-менее ясно. Я вам благодарен и... Если вам мое поведение кажется странным... Я просто устал хвататься за соломинку.

– Если я вдруг что-то узнаю... могу я вам позвонить?

– Разумеется. – Он написал номер на листке бумаги и протянул мне.

К торговому центру я шла пешком, надеясь обнаружить там такси или воспользоваться троллейбусом, чтобы добраться до гостиницы, и прокручивала в голове недавний разговор. Собственно, не так много я узнала. Хотя... возможно Генриетта была в родном городе два месяца назад и действительно навещала отца. Он знает, что она жива, поэтому не захотел говорить со мной? Или встретиться с ним она не рискнула, просто желала убедиться, что он жив-здоров. Десять лет не иметь возможности увидеться с близким человеком – не слишком ли велика цена? Но если Генриетта жертва, а не преступница, что мешало ей довериться отцу? Он мог ее обвинить в смерти матери и вычеркнуть из своей жизни. Предпочитает считать дочь погибшей, это лучше, чем считать ее убийцей ребенка. Знает отец или нет, что Генриетта жива, – была жива еще недавно, поправила я себя, – приходится лишь гадать. Можно попробовать встретиться с ним еще раз...

И тут на ум пришла некая странность, на которую мне уже давно следовало бы обратить внимание. Мужчина в Трубном был высокого роста, пытаясь его разглядеть, я вскинула голову. Помню это совершенно отчетливо. А на фотографии в газете отец Генриетты толстяк, ростом сто шестьдесят сантиметров, не более. Они стоят рядом, и Генриетта выше его... Я торопливо достала газету, так и есть, мы с ней приблизительно одного роста, это что же получается? Допустим, он мог похудеть, но вряд ли вырос. Господи, с кем я тогда разговаривала?