Татьяна Степанова - Валькирия в черном

Он вылез, в вытянутой руке брезгливо держа труп кошки.

Бросил его на траву.

Все сгрудились вокруг Китайки. Домработница горестно всхлипнула.

– Что ж это такое с ней?

– Кот ее убил или крыса загрызла. Знаете, какие здоровые крысы, – оживилась Виола, лицо ее так и светилось любопытством. – Что ты делаешь, не трогай ее, фу, гадость!

Но Офелия наклонилась и перевернула рукой скрюченное тельце кошки. Лапки Китайки свело судорогой, глаза – открытые, мутно уставились вверх.

– Она еще живая, и ран на теле нет. И крови не видно. – Офелия осматривала кошку со всех сторон. – Ее нужно отвезти в лечебницу срочно! Я поеду. Павел, отвези меня.

– Никуда ты не поедешь, – сказала дочери Анна. – И кошка уже сдохла.

Тельце Китайки дернулось в последний раз.

– Говорят девять жизней у них, – сказала Адель Захаровна. – У кошачьего рода-племени. Поделиться они могут жизнями-то. Будем считать, это мне подарком на грядущий юбилей – кошкина жизнь дополнительно, так сказать. Не умру я, хоть вы все только того и дожидаетесь.

– Мама, как вы такое можете говорить в присутствии детей! – воскликнула Анна.

– Они уже взрослые, – Адель Захаровна усмехнулась. – Ладно, шучу. А ты, – она обернулась к домработнице, – не плачь, возьмешь себе другого котенка.

– Такой, как Китайка, больше не будет, – домработница покачала головой. – Такая мурлыка, но хитрая была… И все ж чудно. Сколько она там мяукала-то, а потом вдруг в момент издохла. С чего бы это? А слышали, какой случай на днях в Баковке на дороге произошел? Остановилась машина на светофоре и стоит. Долго стояла, потом сунулись, а там мертвец за рулем.

– Мертвец? – спросила Адель Захаровна.

– Ну да. В городе только про это и говорят. Вроде как военный, офицер. Здешний. И не старый совсем еще. Вот времена – молодые в одночасье мрут.

– Эта ваша кошка бегала где хотела, по всему поселку, – резко сказала Анна. – Я предупреждала вас, что в доме ее не потерплю. И вы позволяли ей шляться как бездомной. Она где-то что-то сожрала.

– Или хорь ее задушил, – назидательно поправила Адель Захаровна. – За городом ведь живем, считай что в деревне, на природе. Тут и хори водятся. Возьми, Павел, лопату, – велела она охраннику, – и зарой ее.

– Павел, я тебе потом помогу похоронить. – Офелия, сидя на корточках, все продолжала внимательно осматривать кошачий труп. – Все же это как-то странно.

Все двинулись прочь к машине разбирать покупки. Только Гертруда, красавица старшая Гертруда, осталась с сестрой возле сарая.

Позвонили с проходной уголовного розыска – бывшая жена Лопахина явилась по вызову в управление. Катя решила остаться: полковник Гущин намеревался допросить женщину лично, не доверяя подчиненным, что случалось нечасто и свидетельствовало о крайней степени интереса шефа криминальной полиции к делу об отравлении армейца.

Лопахина Яна Сергеевна (имя-отчество полковник Гущин, вздев модные новые очки-стеклышки на нос, сообщил Кате, глядя в свой потрепанный блокнот «для особых записей») произвела какое-то странное впечатление.

Бесцветное, потому что, отвернувшись на секунду, Катя уже не могла вспомнить ни лица, ни фигуры, ни голоса женщины. Все как-то до такой степени банально и неприметно. И лет-то сколько, вот так, навскидку не определишь. По фигуре, худенькой тщедушной, вроде не больше двадцати, по лицу, по гладко зачесанным, прилизанным волосам – за тридцать пять. Катя тогда еще подумала, что перед ними необычайно скромное, забитое существо. И ей захотелось посмотреть на прижизненные фотографии майора Лопахина – как он выглядел сам, раз женился на такой вот вылинявшей моли.

– Присаживайтесь, пожалуйста, простите, что беспокоим вас, но нам крайне необходимо с вами поговорить, – полковник Гущин взял самый что ни на есть заботливый «отеческий» тон.

– Ничего, я понимаю, – Яна Лопахина села в кожаное кресло у совещательного стола, примыкавшего к письменному столу Гущина в его просторном начальственном кабинете. – Вы вызвали меня насчет Андрея.

– Кто вам сообщил о смерти вашего бывшего мужа?

– Вы. То есть ваш сотрудник позвонил. Сказал, что он умер в машине по дороге на работу.

– Ваш муж…

– Бывший…

– Да, – тут же поправился Гущин, – отличался крепким здоровьем?

– Он страдал диабетом.

– И выбрал военную службу? Его приняли?

– У него сначала была легкая форма. И тогда на это не смотрели, девяностые годы… К тому же у него в семье все военные по мужской линии, может, его отец тогда нашел какие-то связи. Я точно не знаю. А потом болезнь прогрессировала. Он служил, мы с ним ездили по разным местам… На Севере холодно. И вообще, служба тяжелая вещь. Диабет такого не любит.