Татьяна Степанова: Валькирия в черном

Разве можно чему-то научиться у смерти?

– Федор Матвеевич, придется дверь ломать!

Полковник Гущин надавил на дверь плечом. Та не поддавалась. Тогда отойдя подальше, примерившись, нацелившись – раз, два, три – с разбега он ударил в дверь всем своим немалым весом, и замок, запертый изнутри, не выдержал.

Большое окно этой девичьей комнаты, где царил хаос и пахло рвотой, распахнуто настежь.

Освещенная луной возле окна, цепляясь рукой за подоконник, фигурка скорчилась на полу – словно зародыш в утробе, подтянув колени к животу.

– Офелия! – Катя бросилась к ней, подхватила ее.

Нет, нет, тихо, тихо… и даже сорок тысяч братьев… и сестер… и вся полиция в мире не может…

Тихо, тихо…

Почерневшее лицо, закушенные от боли губы.

И уже холодная… холодная как лед.

– Яд. Мертва уже несколько часов.

Свет фонаря, который Гущин, держа в руке, направлял на нее, внезапно стал шириться, расти, он был так ярок и ядовит – этот свет, что Кате невольно пришлось закрыть глаза.

Электричество зажглось. Аварию на подстанции ликвидировали.

Полковник Гущин выключил фонарь. Нагнулся и осторожно поднял с пола маленькую ампулу с отломанным концом, понюхал, посмотрел сквозь нее на свет лампы – на дне капля, пригодная для токсикологической экспертизы.

Катя увидела рядом с телом Офелии лист бумаги.

– Она оставила предсмертное письмо.

Потом, позже, подшитый в материалы уголовного дела в качестве решающего вещдока, этот листок бумаги, исписанный девичьим почерком, читали и перечитывали множество раз – розыск, прокуратура, следователь, эксперты-графологи.

Катю поразил сам почерк – сначала ровный и аккуратный, к концу он стал рваным, лихорадочным. Та, что писала письмо, торопилась его закончить, боясь не успеть.

Но она успела. Они все это прочли.

Пишу это, чтобы знали. И я не сумасшедшая, я в здравом уме, но все равно сделала это.

Стало очень темно, и я не пойму, то ли это уже со мной, во мне… эта темнота, то ли глаза мои уже плохо видят.

Когда придут и сломают дверь, я уже умру. Я должна была умереть еще тогда, уйти вместе с ней.

Я любила Геру… я любила ее так сильно. С самого детства она и я были вместе, всегда вместе. Моя сестра, моя единственная любовь, такая красивая. Как солнечный свет, как то утро, которое мы встречали на озере. Моя сестра… Я сначала радовалась ее успехам и гордилась ее красотой. Но чем дальше, тем труднее мне это давалось – делить ее со всеми. После конкурсов красоты столько мужчин хотело ее, хотело быть с ней. Они отнимали ее у меня, мою любовь. Сначала появился один парень, потом второй, третий, четвертый. Два года я терпела это, хотя ревновала. А потом она стала встречаться с сыном тети Розы, что-то он дал ей такое, что она захотела его страстно, влюбилась. Секс? Я ведь даже не смела попросить ее об этом никогда – о сексе, о настоящей любви, что сжигает дотла.

Как я понимаю бабушку и тетю Розу. Они мучились всю жизнь, таились, скрывались, но они любили друг друга, как любят супруги, не подруги. И я любила Геру не как сестра. Я поняла, что, в конце концов, она покинет меня, уйдет, выйдет замуж, нарожает детей. И у нас с ней до самого конца будет намного хуже, чем у бабушки с тетей Розой.

Я не хотела этого, не хочу. Лучше не делить ее ни с кем. Лучше закончить все сейчас, пока молодые. Лучше вместе уйти – вдвоем. Я и она.

Становится все темнее и темнее, пальцы сводит, и начинает тошнить. Начинает тошнить, как тогда… надо торопиться…

Тот яд, что я купила в Москве для нас обеих, я хотела сначала его опробовать. Про таллий пишут разные ужасы – волосы выпадают… Лежать потом лысой в гробу, чтобы все на нас с Герой пялились…

Я хотела сначала на ком-то опробовать яд. Очень ли это больно, не хотелось долго мучиться самой и мучить ее, мою любовь. Но мне было жалко их – всех жалко: никто ведь не виноват из них, что я так сильно любила Герку, что просто не могла отдать ее, отпустить.

А потом подвернулся этот подонок, что вечно караулил Виолу онлайн. Слюнявый дебил-диабетик. Я решила опробовать таллий на нем. Педофила ведь не жалко, земля чище.

Когда он назначил Виоле свидание в реале, я пошла вместе с ней в Баковку к нему на дачу. И пока он старался нас подпоить, чтобы потом поиметь, я нашла у него в куртке шприц, похожий на шариковую ручку.

Педофила не жалко, я даже не переживала. Только все ждала, что произойдет. Но ничего не происходило, даже слухов никаких не было в городе. И я решила, что яд не подействовал.