Тут она приостановила свой рассказ, чтобы сделать еще несколько стежков. Ее движения были легки и грациозны.
— Все лекарства добавляются ему в пищу, он даже и не подозревает о том, что их принимает. Он становится буен и доставляет массу беспокойства окружающим, если давать ему лекарства обычным путем. Я почти уверена, что вы осуждаете мои методы, Кэтлин, однако надеюсь, что вы окажете мне любезность и не будете ставить под сомнение мотивы моих поступков.
* * *
Мне понадобилась изрядная доза Марка Твена, чтобы заснуть этой ночью. Впервые за последнее время чужие проблемы занимали меня до такой степени, что я даже смогла забыть о своих собственных горестях. Может быть, поэтому я спала в ту ночь как сурок, и меня не мучали кошмары. На следующее утро мой идиотский оптимизм вновь возродился во всей своей красе. Будь оно все проклято, но я не хотела верить, что диагноз, который поставила Франческа, верен, даже если медицинское светило Европы или Америки подтвердит его. У ребенка не было обнаружено признаков умственного расстройства до трагической гибели его родителей: мне казалось, что Франческа умышленно игнорирует этот факт, который выходит за рамки ее диагноза. Он был весьма возбудим в эмоциональном плане, болезненно возбудим, с этим я не могла не согласиться. Но называть это наследственным сумасшествием? Возможно, доктор, наблюдающий Пита, вовсе не имел этого в виду. По крайней мере, мне очень хотелось надеяться.
Наша беседа с графиней коснулась еще одного важного пункта, который мне хотелось бы прояснить для себя. Пьетро — последний отпрыск рода Морандини, кроме, конечно, мифического младенца в моем чреве — на него графиня возлагала надежды — и не приходилось удивляться тому, что она смирилась с моим присутствием на вилле. Поэтому она так принимала мою критику. Я стала не только членом этого семейства, но и будущей матерью Его Светлости нового графа Морандини, ведь нынешний граф не может носить столь громкий титул, так как подвержен ужасному заболеванию.
Эта мысль неожиданно пришла мне в голову в тот момент, когда я чистила зубы в ванной комнате. Выражение моего лица, отраженного в висящем на стене зеркале, было настолько потрясенным, что я рассмеялась нервным смехом.
— Спокойнее, ты, дурочка ненормальная, — сказала я своему отражению. — Из всех приключений, в которые ты влипала по собственной глупости, — а их было несчетное количество — это, очевидно, самое захватывающее.
Я не могла даже позволить себе улыбнуться, чтобы хоть немного взбодриться — ситуация складывалась чересчур серьезная. У меня появилось какое-то отвратительное предчувствие: кажется, я знаю, какую цель преследует Франческа. Удивительно, но наша последняя беседа несколько поколебала мою неприязнь к этой женщине. Я поняла, что она действительно старается делать все как можно лучше, однако ее «лучше» не всегда лучше для окружающих. Поведение графини можно было назвать пренебрежением своими обязанностями, но никак не преступлением. У нее было несколько слабостей: ей явно не хватало умения отринуть предрассудки и собственное равнодушие. Она была великолепно воспитана, но чувства ее молчали, ей не хватало тонкости в отношениях с близкими людьми. Раз уж мне удалось разобраться в непростом характере графини, значит, можно предугадать и ее последующие шаги. Ее замыслы были передо мной как на ладони; когда я поняла, что ею движет, то ее дальнейшее поведение стало очевидным, как будто она сама поделилась со мной своими планами.
Графине очень хотелось, чтобы я осталась здесь. Она мечтала о том, чтобы Его Светлость наследник Морандини родился в родовом гнезде, под ее недремлющим оком. Если это вдруг окажется девочка или сразу обнаружится, что ребенок тоже страдает фамильным недугом, мы с ним можем убираться из этого благородного семейства. Если все пойдет по плану и не будет досадных недоразумений, тогда она приступит к следующей фазе своей кампании. Это будут ненавязчивые внушения и деликатные намеки, графиня вряд ли предпримет более решительные действия: она уже успела понять, что меня не так-то просто запугать, а уж сама идея физического насилия вообще абсурдна в наше время, да еще по отношению к взрослому человеку. Она поступит тонко: постепенно введет меня в великосветское общество, покажет все преимущества обеспеченной жизни, когда слуги по мановению руки готовы исполнить любой каприз, когда не надо работать ради куска хлеба. Теперь у нее появился еще один козырь в игре против меня — этот одинокий мальчик, ее родной внук. Если я останусь здесь, то смогу хоть как-то облегчить ему жизнь.
Читать дальше