Борис Антоненко - Прокурор Горайко и его коллеги

— Что-то очень быстро к такому решению пришли, товарищ следователь.

— Он, Давид Евсеевич, ни в чем не виновен.

— Не виновен, говоришь? — прокурор выдержал паузу, как бы раздумывая над тем, что я сказал. — Вот что, дорогой, я давно уже хотел поговорить с тобой об этом деле. Но откладывал разговор, чтобы проверить самого себя и ни в коем случае не влиять на твое решение. — Давай-ка вместе еще раз допросим Овдиенко: хочу задать ему несколько вопросов.

Когда мы вошли в кабинет, Овдиенко встал.

— Сидите, сидите, — сказал Давид Евсеевич, — и сел за стол. Он спросил у Овдиенко:

— Ответьте мне откровенно: могли вы как заместитель главного инженера отказаться от строительства бараков?

— Нет, ни в коем случае.

— Еще один вопрос: кроме вашей в других организациях тоже строили бараки по этим проектам?

— Да! Во всех.

— Отступление от проектов было допущено?

— Нет.

…Вернувшись в кабинет Качурина, мы долго разбирали материалы дела, читали и еще раз перечитывали их.

Подняв усталые глаза, Давид Евсеевич внимательно посмотрел на меня и сказал:

— Пиши постановление об освобождении. Я тебе говорил, что хотел проверить себя и принять решение наверняка. Потому что могут найтись умники, которые будут жаловаться на прокурора, а мне не хотелось бы еще раз возвращаться к этому делу. Ясно, мой заместитель допустил ошибку, когда давал санкцию на арест еще тогда, в 1937 году. Пиши постановление и немедленно.

Я стремглав вылетел из кабинета прокурора. Потом взял себя в руки и спокойным уверенным шагом зашел в свой кабинет. Овдиенко сидел, положив голову на стол. Он дремал. Конвоиры переминались с ноги на ногу.

— Иван Иванович, где ваша семья?

— Жена уехала к родным в Саратов, там и сын. А почему вы заинтересовались моей семьей? — спросил Овдиенко с удивлением.

— Интересуюсь, куда вы направитесь, когда будет подписано постановление об освобождении вас из-под стражи.

Не успел я договорить, как Овдиенко закрыл лицо руками, плечи его вздрагивали, поседевшая голова покачивалась. Потом он попросил, чтобы зашел прокурор, и, когда появился Давид Евсеевич, Овдиенко молча крепко пожал ему руку.

…Позже я встретил Ивана Ивановича Овдиенко во время боев в районе Халхин-Гола. Это было в начале июня 1939 года незадолго до начала очередной атаки японцев.

Поздоровались, присели у подножья бархана, вспомнили о том, о сем, в том числе и о его аресте.

— А ведь как ни тяжело мне было, я верил, что разберутся. Меня эта вера не покидала все время, хотя, конечно, было трудно, очень трудно…

Потом я слышал, что Овдиенко отважно сражался в Великую Отечественную войну и погиб в 1941 году смертью храбрых, защищая Советскую Родину.

…Горайко замолк. Мимо окон поезда проплывали брянские леса, и он начал негромко напевать известную песенку о шумящем брянском лесе…

Глядя в темноту ночи, Горайко несколько минут молчал и возобновил свой рассказ о делах далекого и недалекого прошлого.

— Вспоминаю и другой случай, уже значительно поздний, когда мне пришлось работать прокурором на западе нашей Родины.

Как-то в городе Днестровске произошли два исключительно дерзких преступления. В разное время были убиты два человека. Все было загадочно и сложно. А так как преступления не были раскрыты, в народе пошли разговоры, весьма для нас нелестные. Следствие я поручил провести прокурору-криминалисту Александру Александровичу Чепурному.

Сначала я относился к нему с некоторым предубеждением: он был молод и, мне казалось, как криминалист недостаточно опытен. Потом, внимательно присмотревшись к нему и к его работе, я убедился в своей ошибке. Вот почему, когда возникли эти дела, я, не колеблясь, дал их Александру Александровичу.

Александр, или как мы его попросту называли — Саша, прекрасно знал теорию следственных действий и творчески применял на практике свои знания по криминалистике. Под стать ему был и сотрудник уголовного розыска — веселый, жизнерадостный, быстрый в своих решениях и отлично освоивший все премудрости сыска Федор Ефремович Закржевский.

Делом, о котором идет речь, они занимались с каким-то особым творческим вдохновением, не считаясь со временем и настроением. Их видели вместе всюду: в Петрозаводске и Риге, Киеве и Москве, Ульяновске и Харькове. Дела — сложные. Но трупов не нашли. А в том, что исчезнувшие убиты, никто не сомневался. Проведено было очень много следственных действий. Использовалось все, что знала тактика, техника и методика следствия. Появились целые тома протоколов и других официальных бумаг. Каждую неделю мы собирались и обсуждали ход следствия. Но все, увы, тщетно.