Ирина Градова - Вскрытие покажет

– Кофе будешь? – спросил Никита, когда я закончила разглядывать снимки на стенах и уселась на диван.

– Обязательно!

Он исчез на кухне и через несколько минут появился с подносом.

– Ты, я вижу, купил кофеварку? – приятно удивилась я.

– А как же тебя принимать-то? – пожал он плечами. – Ты же растворимый не пьешь!

– Так как там насчет моего дела? – спросила я.

– Рассказываю. Странное что-то творится: я обратился к людям, для которых обычно нет ничего невозможного. Тем не менее они не смогли помочь!

– Что, совсем ничем? – разочарованно уточнила я.

– Только тем, что разъяснили: соваться в эту область не стоит.

– Ну да, конечно! – злобно фыркнула я. – Военная тайна! Мальчишки, значит, мрут как мухи, а они отказываются говорить?!

– Зато я узнал для тебя кое-какие имена.

– Тех, кто еще погиб на той заставе, да? – догадалась я, воспрянув духом.

– Точно. Не все они проживали в Питере, но что есть расстояния при наличии современных способов связи, верно?

– Ты совершенно прав!

– Слушай, а ты…

Никита осекся, и мне даже показалось, что он покраснел.

– Что, Ник?

– Дядя Андрей так внезапно усвистал в Америку… Ты не знаешь, что случилось?

– Случилось? – удивилась я. – Что могло случиться? Он же всегда разъезжал по свету с лекциями, а почему ты спрашиваешь?

– Дядя Андрей давно говорил, что собирается завязать с дальними поездками – после операции он стал плохо переносить самолет.

– Правда? – пробормотала я.

– И он ничего не сообщал мне о своих планах, и вдруг – улетел. Я думал, ты знаешь почему.

Мне не приходило в голову, что Андрей мог улететь из-за того, что я прекратила наши отношения – такой сильный человек не мог настолько тяжело переживать разрыв с женщиной! Тем не менее слова Никиты говорили о том, что я, возможно, ошибалась, считая Андрея пуленепробиваемым с эмоциональной точки зрения.

– Нет, Ник, мне ничего не известно, – ответила я. – Андрей Эдуардович не делился со мной своими планами.

Парень посмотрел на меня, и я почувствовала, что он о чем-то догадывается. Нам с Андреем успешно удавалось скрывать отношения от коллег, но, кажется, некоторые, наиболее внимательные, все-таки нас подозревали. Ну, ничего – теперь-то и подозревать нечего, ведь все кончено!

В квартире Бероевых было чисто, как в операционной.

– Не могу без дела сидеть, – пояснила хозяйка дома, Анна Емельяновна, облаченная в старые джинсы и мужскую рубашку. – Раз пять уже все здесь перемыла, но никак успокоиться не могу!

– Еще бы! – сочувственно покачала я головой. – Вы успокоительное принимаете?

– Не люблю я лекарства пить – одно лечишь, другое калечишь.

– Вам не предлагали с психологом пообщаться?

– Вы намекаете на то, что у меня с головой не в порядке?

– Да нет, но вы ведь сына потеряли, а это такая серьезная психологическая травма!

– Ничего, – мотнула коротко стриженной головой женщина, – справлюсь. Вы не подумайте, что я черствая такая, – тут же добавила она, – но мне сейчас никак раскисать нельзя: пока не выясню, что с моим Феденькой случилось, не могу я горю предаваться!

Сильная женщина, ничего не скажешь – права Инга Шацкая!

– А вы ведь не из прокуратуры, да? Из какого-то Отдела…

– Медицинских расследований, – подсказала я. – Но я здесь не по делам Отдела, а потому, что мать мальчика, который погиб с вашим сыном, – моя коллега.

– Вы о Косте Макарове говорите?

– Ваш сын писал о нем?

– Да, – вздохнула Бероева. – Они с Федей лучшими друзьями были – как в учебке познакомились, так и… Господи, они ведь служить только начали!

Она медленно сняла передник, надетый поверх джинсов, и проводила меня в гостиную. Вся мебель была сдвинута к стенам, и только большой ковер еще оставался на полу в середине комнаты.

– Вы замужем? – спросила Бероева, присаживаясь в стоящее боком кресло и делая мне знак последовать ее примеру.

Я кивнула.

– А я вот – нет, – усмехнулась она. – Одна Федюшку растила – с того самого дня, как родила. Но я не жаловалась, а теперь…

Она развела руками. Я во все глаза смотрела на эту женщину. Она лишилась самого дорогого на свете, но не выглядела сломленной. Видимо, держать себя в руках Анна умудрялась лишь мыслями о том, что должна решить загадку гибели сына. «А что, – спросила я себя, – если никакой загадки нет? Допустим, парни действительно погибли по собственной глупости. Забыв на минуту о том, что военная часть, где погибли ребята, пользуется дурной славой, можно ли с уверенностью сказать, что дело попахивает чем-то незаконным – разве в армии не происходит несчастных случаев? Что станется с Бероевой, если выяснится, что все именно так, как ей сообщили в письме – найдет ли она в себе силы жить дальше?»