Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ

— Хочешь, Геннадий Ильич, продолжу? Какая нелёгкая вообще понесла Сазонова в Здравницу? Да ещё — в день убийства Бутова? Почему Долгов из-за пьяного музыканта устроил публичную выволочку охраннику? Чем это Сазонов до такой степени ему приглянулся? Почему, наконец, прокурор, озабоченный тем, чтобы не пропустить первые залпы салюта, отправился на поиски свободного туалета, а не отлил прямо с палубы? В речку. Ведь у гуляющей в "Поплавке" новой "аристократии" это считается чуть ли не шиком, — подхватил Анисимов, ещё не до конца израсходовавший свои критические стрелы. — Ладно, насчёт прокурора — снимаю. Из-за хорошего воспитания он, предположим, не успел ещё полностью охаметь. И подобных, Геннадий Ильич, вопросов и ты, и я можем задать с десяток. Без подготовки. А если чуть-чуть подумать, то такими вопросами не только нас с тобой, но и Шерлока Холмса вместе с Эркюлем Пуаро и комиссаром Мэгре ничего не стоит загнать в угол! К чёрту, Геннадий Ильич! Ты же не хуже меня знаешь, что девяносто процентов всей этой муры, обычно, не имеют никакого отношения к делу! Ведь у тебя же есть план — и вполне реальный! — вот и давай по плану: гости Долгова — кто, где находился во время салюта — муторно, понимаю, зато надёжно. Без зауми.

— Не зря, Юрий Викторович, ох, не зря Зубов тебя мне определил в помощники! — скрывая подступающее раздражение, попробовал пошутить Брызгалов. — Боится, видать, полковник, что на этом деле, работая в одиночку, я могу малость повредиться умом… А что, — после недолгой паузы почти всерьёз продолжил Геннадий Ильич, — могу! Когда потерпевший, его окружение, убийца — сплошь ненормальные, то отчего бы и следователю за компанию чуточку не сойти с ума?!

Чёрный юмор, как это часто бывало, помог Брызгалову снять напряжение и, закурив новую сигарету, он обратился к Анисимову уже вполне по-начальнически:

— С гостями, Юрий Викторович? Поработать, стало быть, предлагаешь? Добро! Я, значит, займусь Долговым и Пушкарёвым, а ты… Нет, — осекся Брызгалов, — с охранниками чуток погодим… Ты эти деньги… ну, которые Бутову от "Надежды"… проследил "от" и "до"? То есть, на счету "Лотоса" — они, как поступили, так себе и лежат? Без движения?

— Нет, Геннадий Ильич, не успел. Я ведь сам факт перевода выявил только в пятницу. А в субботу — Сазонов. Сначала его поиски, потом опознание — прогулка на катере в обществе исключительно словоохотливого специалиста по утопленникам: сам посуди — когда?

— Сейчас, Юрий Викторович! Я поговорю с Пушкарёвым, из соседнего кабинета, а ты здесь — на компьютере. Попробуй — на сайт к налоговикам… Доступ знаешь?

— А если не знаю — ты, Геннадий Ильич, подскажешь?.. а ведь и подскажешь! То-то полковник с тобой так носится! Нет, Геннадий Ильич, когда "уедал" тебя в пустом фантазёрстве — признаю, был глубоко не прав… жук ты ещё тот… навозный… не хуже, чем я, умеешь в земле копаться…

— Сказал бы уж, Юрий Викторович, прямо — в говне. Увы, такая у нас сыскарей планида… Стало быть — знаешь. Ну, вот и действуй. А я пока звякну Фёдору Степановичу. Обрадую, так сказать, своего знакомца.

Пушкарёв, узнав голос Геннадия Ильича, сразу рассыпался в благодарностях, не давая следователю сказать ни слова. Эти излияния в устах прожжённого дельца звучали бы приторно и фальшиво, если бы не страх, тщетно за ними скрываемый. И страх, разумеется, вызванный не опасением за здоровье Веры Максимовны — что Пушкарёву в глубине души до её здоровья дело если и не десятое, то уж никак не первостепенное, это Брызгалов заподозрил сразу, с первого дня знакомства, несмотря на все по этому поводу истерики Фёдора Степановича — нет, разбуженный смертью Лисовского, страх возмездия. Причём, возмездия не за какие-нибудь конкретные подлости и преступления — ибо оправдывать себя Фёдор Степанович умел ничуть не хуже, чем всякий из нас — а возмездия вообще. Если угодно, по аналогии: Васечкина отравилась — Лисовский умер; Сидоренко загремела в психушку — Пушкарёв???

Поэтому, сделав скидку на его болезненную экзальтацию, Брызгалов перебил Фёдора Степановича только тогда, когда он, исчерпав весь свой резерв благодарностей и комплиментов, перешёл к прогнозам о перспективах Веры Максимовны на выздоровление. Перебил намеренно неделикатно: отчасти из-за того, что искусственная сентиментальность дельца, когда разговор заходил о его любовнице, начинала уже основательно тяготить, отчасти — из-за желания поскорее перейти к интересующему предмету.