Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ

Посвежевший, приятно взбодрённый Брызгалов не спеша ел вкуснейший Лидочкин борщ, попеременно хваля то кубанско-малороссийскую кухню, то рдеющую от этих похвал прекрасную повариху. Геннадию Ильичу отчаянно возмечталось: а не послать ли к чёрту все связанные с поисками убийцы версии, мысли, хлопоты и — хотя бы на сегодняшние вечер и ночь! — беззаботно поужинав, помириться с Барсиком и, после упоительных ласк и восторгов с Лидочкой, спать, спать, спать? А что: после утомительного рабочего дня он имеет право на личную жизнь? На спокойный, обновляющий тело и проясняющий голову сон?

Да, конечно, имеет… но, как в известном анекдоте, может ли?..

Брызгалов знал, что не может. Когда ему перепадало особенно запутанное и каверзное дело — а почти всё, с чем приходилось сталкиваться майору, являлось именно таковым — мысли Геннадия Ильича совершенно выходили из-под контроля его очень даже не слабой воли: словно бы утверждая, что сознание для Брызгалова, несомненно, первично. Так и на этот раз: с Барсиком удалось если и не примириться полностью, то заключить пакт о нейтралитете, восторги с Лидочкой, как всегда, оказались вполне восхитительными, а вот спокойного сна не пришло — окаянные мысли своевольничали по-прежнему:

"Бутов — Сазонов, Сазонов — Бутов… что между ними общего? Причём — до такой степени, что, убив Бутова, пришлось убивать Сазонова? Или оба они — и предприниматель, и музыкант — были обречены с самого начала? А день или два — разделяющие эти убийства — из-за издержек организации? Но в этом случае — почему Здравница? Почему в день и час убийства Игоря Олеговича Денис Викторович находился вблизи места преступления? И не надо мне о случайных совпадениях: ибо случайности в таком количестве — не убеждает! Не верю ни под каким соусом!"

Под боком спала Лидочка, вдыхая пряный аромат её обнажённого тела, Геннадий Ильич минутами забывался: казалось, ещё чуть-чуть и он, целиком растворившись в женских любви и нежности, сможет наконец-то свалить с себя бремя дневных забот — увы, не получалось. Только-только пушистое облако сна начинало заволакивать его глаза, как из глубин сознания налетал очередной вихрь и рвал в клочья желанную пелену:

"А если всё-таки Бутова застрелил Сазонов?.. Нет! Ни в какие ворота! Как, Геннадий Ильич, ни изощряйся, но эту версию можешь похоронить. И чем скорее — тем лучше. Ибо, майор, пока ты подобно слепому котёнку тычешься мордочкой по углам — убийца гуляет! И презрительно поплёвывает на твои многомудрые рассуждения!"

(Что это не так, что убийца в настоящее время был озабочен даже более чем он, майор Брызгалов, следователь понял лишь на другой день — в воскресенье; а пока, воображая глумливую ухмылку преступника, злился в одинаковой степени и на этого ловко затаившегося мерзавца, и на своё, мешающее увидеть суть дела, тупоумие.)

"И хорошо — если только поплёвывает! Да измывается про себя над недоумком следователем! А если, не дай Бог, подготавливает следующее убийство?! И не одно? Вдруг да на самом деле он (или она?) слегка не в своём уме? Ведь, как недавно справедливо заметил полковник, маньяки хоть и редко, но — факт! И никуда от него не денешься. Ведь маньяк — это вовсе необязательно "сумасшедший с бритвою в руке"! А религиозный фанатик? Тираноборец? Убеждённый противник рабства — эдакий российский аболиционист? Или, чем чёрт не шутит, жутко рассердившаяся феминисточка? Да — но Сазонов? Во всех этих случаях музыкант-то с какого бока? Или?.."

(Геннадий Ильич подошёл достаточно близко к разгадке, но поскольку было ещё не время, в голове Брызгалова что-то щёлкнуло, переключилось, тело майора встряхнула сонная судорога, и, щекой привалившись к Лидочкиному затылку, он из дневного мира на несколько часов переместился в ночной.)

И увиденное Геннадием Ильичём в этом иррациональном фантасмагорическом мире хоть и не открыло ему преступника, но на картину убийства Бутова позволило взглянуть с иной, неожиданной (и достаточно тревожной!) точки зрения.

Проснувшись, свой неприятный — дурацкий! — сон Геннадий Ильич вспомнил не сразу, а за утренним кофе, который ему приготовила вставшая раньше Лидочка. Вспомнив, поморщился: не в первый раз. Подобные перипетии во сне — разумеется, с вариациями — случались у Геннадия Ильича и прежде, да, вызывая некоторое раздражение, но не вселяя большой тревоги: мало ли что привидится, занявшись делом, побыстрее забыть — и точка! Однако следователю отчаянно не хотелось заниматься делом в это воскресное утро — хотелось пить кофе, курить "Яву", разговаривать и целоваться с Лидочкой. Вообще — бездельничать. И майор придумал: