Леонид Пузин - ВАШЕ ВЕЛИЧЕСТВО ГОСПОЖА РАБЫНЯ

На лицевой стороне визитной карточки Брызгалов прочёл: Кандинский Владимир Моисеевич — далее адрес и два телефонных номера: рабочий и домашний. Более — ничего. "Чтобы позволить себе такую скромность, надо быть действительно широко известным", - мелькнуло в уме майора.

На обороте косым, стремительным почерком значилось: Геннадий Ильич, буду весьма признателен, если вы позвоните мне в любое удобное для вас время. Считаю, что наш разговор может быть очень полезным.

Завершал послание элегантный росчерк.

Разбирая докторскую скоропись, майор не сразу среагировал на вопрос Пушкарёва, а когда собрался отвечать — дорога кончилась. "Джип" стоял возле бутовской дачи.

— После Фёдор Степанович. Сейчас мне к Алле Анатольевне — надо срочно. Спасибо, что подвезли. А с Верой Максимовной — никаких, конечно, секретов. Но почему — не знаю. Просто: два самоубийства — вот и подумал. А что заинтересовался Кандинский — удивлён не меньше вашего. Всё, Фёдор Степанович. Бегу. Простите.

Гроб находился в гостиной — на задрапированном чёрным подиуме. Добротный дубовый гроб с латунными ручками — без каких бы то ни было претензий на роскошь. Что делало честь вкусу Аллы Анатольевны. Сама она в траурном платье с покрытой по-монашески головой стояла в изголовье — рядом с Лидией Александровной, одетой в точности так, как её хозяйка.

Если в первое посещение бутовской дачи Брызгалова удивило сходство между рабыней и госпожой, то сейчас оно сделалось просто поразительным: Алла Анатольевна и Лидия Александровна казались зеркальным отражением друг друга. Впечатление из-за этого создавалось несколько жутковатое, даже слегка мистическое — чему в немалой степени способствовало странное соединение запахов: воска и ладана — с опьяняющим ароматом роз.

Брызгалов подошёл к Алле Анатольевне, полушёпотом поздоровался с ней и с Завалишиной, извинился за опоздание и заглянул в гроб. По сравнению с тем, что майор увидел во вторник на лесной просеке, лицо Бутова изменилось мало: те же, перемноженные на вечность, мир и спокойствие. Словно вся бурная и далеко не безгрешная жизнь Игоря Олеговича теперь — в посмертии — приобретала иной, для пребывающих в этом мире пока непонятный смысл.

Поцелуем в лоб попрощавшись с покойником, Геннадий Ильич стал позади осиротевших женщин — в полутора, двух шагах от вдовы и её секретарши. То веря в свою гипотезу, то сомневаясь и убеждая себя, что она лишь бред его растревоженного воображения, майор, тем не менее, решил не спускать глаз с Завалишиной — мало ли! А ну как — не бред?

Вынос тела состоялся в двенадцать десять — к церкви процессия подошла около половины первого.

Священник не торопился, отпевание продолжалось минут сорок; Брызгалов, в левой руке держа горящую свечку, а правой крестясь вместе со всеми, не сводил глаз с Лидии Александровны — не столько опасаясь, что она сейчас, прямо в церкви, из загодя припасённой скляницы хлебнёт щедрую порцию цианистого калия, сколько ища подтверждения или опровержения своей гипотезы о том, что Игорь Олегович для его "идейных" рабынь являлся духовным солнцем, помещённым в центр мироздания каждой. Однако индивидуальное в Завалишиной не проступало даже намёком; на данный момент будучи точным отражением своей хозяйки, она лишь повторяла все движения Аллы Анатольевны: крестилась вместе с нею и, прощаясь, также долго и внешне сдержанно целовала покойника.

Кладбище находилось при церкви — вернее дубковская "знать", чутко уловив перемену ветра и срочно переметнувшись в православие, на своём прежде "безбожном" кладбище в девяносто седьмом году поставила церковь.

Произнеся положенные речи, гроб с телом Игоря Олеговича опустили в могилу, кинули по горсти земли — утверждённый в изголовье крест завалили розами, образовав над могилой пёстрый цветочный холм.

Поминки устраивались не на даче покойного, а в местном закрытом клубе — с теннисным кортом, плавательным бассейном и, разумеется, превосходной кухней. Куда сразу же после похорон и направилось большинство собравшихся.

Алла Анатольевна, обещав быть через полчаса, в обществе Завалишиной Яновского и примкнувшего к ним майора завернула к себе домой.

В опустевшей гостиной, с оброненными в суете и спешке несколькими розами, Лидия Александровна поставила на столик бутылку водки и серебряный, старинной работы, поднос с бутербродами. Яновский разлил водку по рюмкам и, произнеся "царствие небесное рабу божьему Игорю", выпил стоя. Все дружно последовали его примеру. Геннадий Ильич обратил внимание, что Завалишина, прежде чем закусить, убрала с бутерброда нежный ломоть ветчины и жуёт только один хлеб. "Да, Алла Анатольевна госпожа серьёзная, — подумалось ему по этому поводу, — наказывает, похоже, отнюдь не в шутку".