Владимир Чванов - Соучастие

— Нет! Нет! — дыхание его сбилось. — При чем здесь это? Я не хотел! Я защищался… Подумал… — преступники…

— Неправда! — резко сказал Филаретов. — Мы же сказали, что из милиции. Для чего в рукав молоток приспособили?

— Это мое личное дело!.. — дурным от ужаса голосом прокричал Робик.

Филиппов подошел к нему:

— А может, в подарок хозяину принесли? Руки! Руки! — скомандовал он.

В кармане брюк лежала плотная пачка пятидесятирублевок, полученных с час назад от Гурама. В рукаве пальто — обрывок резинового шнура.

Робик посмотрел зло. На лбу выступил холодный пот.

— Ладно, ладно! Не сверкайте глазами, — спокойно проговорил Филиппов, усаживая его на тахту. — Сядьте и успокойтесь. Чего вы такой взвинченный?

Робик тяжело опустился, но тут же встал и, оттолкнув понятую, метнулся к двери.

Филаретов среагировал мгновенно. Едва заметным движением подсек его ногу. Робик в расстегнутом черном кожаном пальто растянулся на полу.

— А ну, спокойнее! Перестаньте дурить, Портнов, — строго сказал Арсентьев. — Куда торопитесь? — Он снова подвел его к тахте. — Сидите. Не переоценивайте свои возможности.

Под уверенным движением его руки Робик притих и послушно сел. Возразил слабо:

— Это недоразумение! На каком основании?..

— На законном! — хладнокровно ответил Филиппов.

— Я в квартире родственника. Имею право…

— Тайком рыться в чужих вещах? — с иронией спросил Арсентьев. — Может, искали что-то особенное? Мы сейчас поможем.

— Вы не имеете права без ордера.

— Насчет этого не питайте иллюзий! Закон дал нам такое право, — разъяснил Филаретов.

Филиппов приступил к обыску. Работал он старательно и вскоре обнаружил тайник. В шланге пылесоса лежали свернутые плотной трубочкой деньги — четыре с половиной тысячи рублей, облигации, перстень…

Понятые изумились:

— Никогда столько денег не видели…

А потом на пленку он снял отпечатки пальцев с посуды, стоявшей на кухне. Это нужно было для подтверждения факта проживания Валета в этой квартире.

Робик был подавлен.

— Ну вот и все. Уголовный розыск тоже нуждается в отдыхе, — сказал Филаретов. — Поехали.

— Куда? — спросил Робик.

— Куда вы не предполагали, метатель молота.

Прозвучали сдержанные слова Филиппова:

— Ну, Портнов, руки назад.

… Уже в кабинете Арсентьев спросил:

— Вы, Портнов, эти пятидесятирублевки сознательно решили не отдавать?

— Кому?

— Тому, кто ждал вас сегодня у зала Чайковского.

Робик бросил изумленный взгляд на Арсентьева.

— Вы дважды подложили Валету свинью. Вчера — звонком, за что мы благодарны, и сегодня.

Хладнокровие покинуло Робика.

— Не говорите ему об этом! А впрочем… Я деньги хотел спрятать от вас. Сохранить до его возвращения…

— Ух ты! Какая забота. Откуда же он должен вернуться?

Робик почувствовал, что его загнали в угол.

— И о молотке тоже сказать? Вы ведь убить его хотели.

— Зачем вы такими методами?

— Равноценными, — напрямик ответил Арсентьев.

… Робик запирался недолго. Втянув голову в плечи, заговорил нервно, сбивчиво. Рассказал, что представил Валета своему родственнику как давнего друга и тот согласился сдать ему на время квартиру. Поведал и о том, что взятую у Валета норковую шубу он продал Виктории Германовне за тысячу сто рублей. Не скрыл и о бриллиантах, проданных Тарголадзе.

На вопрос, с какой целью имел при себе молоток, ответил односложно:

— Я боялся Валета. — И поспешно добавил: — Он угрожал мне.

— Тогда другое дело, — с усмешкой поддакнул Савин. — Наверное, от страха забыли отдать Валетову шесть с половиной тысяч рублей, от этого же страха искали деньги в квартире. Пожалуй, не вы, а Валетов должен быть настороже. Молоток-то мог оказаться для него неприятным сюрпризом.

Робик не выдержал взгляда следователя и облизнул сухие губы.

— Нет! Нет! — воскликнул он. — Это ваши выдумки. — И с силой сжал предательски дрожавшие ладони.

Савин сказал сдержанно:

— Неправдой себя утешаете? Она облегчения не дает.

— Я сказал правду, — тусклым голосом произнес Робик.

— Шибко вы быстрый, Портнов! Отвечать надо с умом. Ваши показания записываются. Будьте благоразумны. Запоздалые признания — плохой помощник.

Робик прикрыл свое холеное лицо ладонями и прокричал:

— Молоток был для защиты. — Он лгал отчаянно, открыто. Понимал, что ложь, сдобренная правдивыми показаниями, опровергается трудно. — Я не хочу больше говорить на эту тему…