Владимир Чванов - Соучастие

Виктор сел на стул, оказавшийся чуть отодвинутым от стола, и сразу же ощутил неловкость. Облокотиться было не на что. Он не знал, куда деть свои руки.

В кабинете очень светло и необычайно тихо.

Савин неторопливо разложил перед собой какие-то бумаги, полистал их. Потом достал из ящика бланк протокола допроса.

— Ну, Пушкарев! Будем знакомиться. Меня зовут Юрий Михайлович, я капитан милиции. Твое дело поручили мне. — Он не торопил события, не спешил начинать допрос. Думал о том, как установить контакт с Пушкаревым. Знал: без этого нужного разговора не получится. Поэтому сказал не таясь:

— Я за тобой всю ночь гонялся. Устал очень. — Он начал спрашивать об отце и матери, о друзьях, школе, о том, как «срезался» в университете…

«А может, рассказать ему, о чем я думал в коридоре? — вдруг подумал Виктор. — Нет, нет! Это чересчур глубокое, личное. Он чужой человек, не поймет. — И про себя решил: — В душевность играет. Сейчас наверняка сигареты предложит, чтобы расположить…»

Но Савин делать этого не собирался. Он облокотился на стол и задумался. Потом не спеша налил из графина полстакана воды и, вытряхнув из темного пузырька таблетку, большим глотком запил ее.

— Чувствую, давление подскочило. Видно, от погодного перепада.

«Чего голову морочит? — внутренне усмехнулся Виктор. — Мать в такую погоду на давление никогда не жаловалась».

— Последнее время хмурило, а сегодня сразу солнце. Не смог быстро перестроиться, — словно угадав его мысли, просто сказал Савин и потер затылок.

«Конечно, играет, — не поверил Виктор. — Теперь будет с важным видом читать эти бумаги, вот, дескать, материала сколько на тебя собрали».

Савин бумаг не читал. Он достал из кармана потрепанную записную книжку и позвонил какому-то Петровичу. Деловито спросил его о жизни и о том, купил ли учебник по немецкому для сына.

«Нет, не заигрывает и под простачка не работает, — решил Виктор. — Отвлекает внимание, чтобы потом задать каверзный вопрос…»

Но Савин спросил:

— Какой самый сложный класс — пятый или шестой?

— Когда учился, то самым трудным был шестой и восьмой, — ответил Виктор серьезно, хотя и старался показать, что весь этот разговор ему безразличен.

Допрос начался обычно.

— Ты, конечно, догадываешься, за что тебя задержали и о чем пойдет разговор?

— Да, знаю, — довольно равнодушно обронил Виктор. — О деньгах, которые я взял у летчика Куприянова.

Савин, выдержав паузу, подумал: неужели не понимает, что совершил? Стараясь не оглушать Виктора острыми оценками его поступка, проговорил:

— Мы о тебе немало знаем. Может, не все, но основное известно. И дело не в том, что взял, — это теперь уже дело десятое. Как жизнь свою дальше будешь строить — вот главный вопрос. — Ничего не осталось от спокойного тона, которым он только что спрашивал об учебе в школе. — Можешь врать. Это твое дело. Не меня обманешь. Мы встретились и разошлись. Обманешь себя, мать, будущее — вот ведь какие масштабы. Потом совсем запутаешься. Это ты понимаешь?

Виктор почувствовал, что от волнения ладони стали влажными. Он незаметно вытер их о колени.

Савин сложил пополам протокол и по его сгибу провел пластмассовой ручкой.

— Фамилия, имя, отчество?

Этот простой формальный вопрос ввергнул Виктора в замешательство, он вздрогнул и растерянно посмотрел на Савина. Его смутило слово «отчество».

Их взгляды встретились. Настороженный и требовательный.

— Рассказывай без утайки. Это нужно для истины, для установления отягчающих и смягчающих обстоятельств. Так требует закон.

Вздрагивающим голосом Виктор сказал:

— Не обстоятельства, признание вам нужно…

— Знаешь, Пушкарев, у нас разговор нешуточный, и лучше тебе вести его серьезно. Скажу откровенно. У тебя два хороших момента — не судим и ущерб нанес небольшой. Возместится быстро. Как ни странно, о тебе потерпевший хорошо отзывается. Можешь почитать. — Савин указал взглядом на заявление Куприянова.

Виктор в первый раз посмотрел прямо на Савина. «С подходцем разговор повел: «Расскажи все, тебе же легче будет». А как он может облегчить?»

Виктор вспомнил вчерашний тревожный день и критически посмотрел на Савина.

— Я снисхождения не ищу…

Савин не дал ему закончить:

— Осторожнее, парень! В твоем положении не до амбиций, — с нескрываемой досадой проговорил он, откладывая ручку в сторону. — Этой строптивости тебе на день-два хватит, а что потом? Поэтому веди себя достойно.