В тот страшный день мама вернулась с работы не к обеду, как обычно, а значительно позже – часа в четыре. Арсен услышал, как звякнули ключи в прихожей, и выскочил из комнаты навстречу маме. Его улыбка тут же погасла. Мама сидела на корточках в углу, обхватив колени руками и уткнувшись в них подбородком. Ее серо-голубые глаза застыли, разглядывая что-то внутри себя. Что-то очень большое и страшное.
– Мама, – позвал Арсен.
Она не откликнулась. Сидела, оцепенев, и смотрела на невидимого злого зверя внутри. Арсен видел его так же четко, как она.
Он присел рядом с мамой и потряс ее колено.
– Мам, я уроки сделал.
– Молодец, – отозвалась она пустым голосом.
Арсен встал и огляделся, не зная, что предпринять. Обычная история: дети чувствуют беду не хуже взрослых, только не умеют с ней бороться.
– Хочешь есть? – спросил он беспомощно. Мама покачала головой. – А что ты хочешь?
– Ничего, – ответила мама. Она разжала руки, обнимавшие колени, и медленно выпрямилась. Не глядя, положила ладонь на голову Арсена и постояла так минуту, словно надеялась, что боль пройдет. Но боль не прошла, потому что мама тихо застонала и убрала руку с его волос.
– Мне страшно! – сказал Арсен в полный голос.
Мама уходила в комнату, не оборачиваясь.
– Пойди, погуляй… – И она закрыла дверь.
Больше он маму не видел, ни живой, ни мертвой. Иногда Арсен гадал: поступила бы она так же, если бы послушный сын не отправился во двор играть с мальчишками? Думать было мучительно, но он с каким-то мазохистским сладострастием вновь и вновь возвращался к этой мысли. Если бы он не ушел. Если бы остался дома. Если бы смог оторвать мамин взгляд от монстра в глубине ее души. Если бы, если бы, если бы…
«Нереально», – сказала бы Настя.
Сестра забрала его к себе сразу после похорон и оформила опекунство. Жизнь в общежитии медицинского института Арсену не понравилась: слишком много людей, слишком много шума, слишком много сочувственных взглядов. Впрочем, продолжалась она недолго. Настя перевелась на заочный и устроилась медсестрой в больницу. Они с Арсеном перебрались в коммуналку на две семьи: в одной комнате они с Настей, во второй – пожилая супружеская пара, тихая и интеллигентная. «Служебное жилье», как называлась их комната, располагалось в старом каменном особняке с огромной львиной мордой над входом – гербом бывшего домовладельца. Арсен читал, сидя возле теплой чугунной батареи, и время от времени поглядывал в окно со старой облупившейся краской на раме. Двор с деревянной беседкой, заросшей сиренью, всегда оставался пустым и тихим. Жильцов расселили по новым бетонным пятиэтажкам, в особняке остались они с Настей и несколько приятных стариков, вроде их соседей.
Арсену соседи нравились. Десятилетнего мальчика величали «молодым человеком» и говорили ему «вы». Иногда приглашали на чаепитие в большую светлую комнату, где вдоль стен тянулись шкафы с книгами. Арсену навсегда запомнился запах высушенных цветочных лепестков, шедший от скатерти, и негромкий перезвон больших напольных часов в углу. Движение маятника завораживало взгляд: равномерное, неторопливое, неизменное. И тихий стук времени, хранившегося в недрах полированной деревянной башни: «ты-кто, ты-кто, ты-кто, ты-кто…»
– Кем ты хочешь стать, когда вырастешь?
Этот вопрос взрослые задавали часто. Сначала Арсений отвечал честно: сказочником, и не понимал, почему взрослые смеются, а мама смущается. Потом он сообразил, что некоторые мысли лучше держать при себе, и начал говорить то, что от него хотели услышать:
– Космонавтом.
– Пожарником.
– Милиционером.
– Продавцом мороженого.
Годился любой вариант, кроме правдивого. Арсен так и не понял, чем продавец мороженого на углу лучше Ганса Христиана Андерсена, а взрослые не потрудились ему это объяснить. Наверное, потому, что продавец выглядел таким реальным. Он ставил деревянный ящик ребром на землю и садился на маленькую подушечку, которую приносил из дома. У него было грустное обвисшее лицо «в складочку» и дыхание с сильным свистом. Арсену казалось, что в горле у продавца застряла тоненькая игрушечная пищалка, но оказалось, что там застряла болезнь под названием «астма». От нее продавец умер, просидев за пестро раскрашенным холодильником с надписью «Пломбир» два долгих года и не получив от мороженого никакой радости. Это была печальная сказка, совсем не похожая на истории Андерсена. Сказка под названием «реальная жизнь».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу