Александр Трапезников - Проект «Мегаполис»

В воскресенье утром привезли железные клетки. Их грузили в один ряд возле бытовок, за поднявшимся над площадью шатром-куполом, который был весь разрисован розовыми слониками и зелеными крокодильчиками, призывно улыбающимися детворе.

— Дяденька, а когда зверей завезете? — спрашивали мальцы у Бори Черниговского, верно угадав в нем главного «циркача».

— Когда рак на горе свистнет, — угрюмо отвечал тот.

— А клоуны будут?

— Будут вам и клоуны, и гниды потные… Пшел вон, бледная сучара!

Инженер-строитель, побаивающийся волчьего оскала Бори Черниговского, стал жаловаться на него Герману.

— Вот гляньте-ка на проект, — говорил он, брызгая слюной. — Я тридцать лет занимаюсь этим делом, а вы мне дали в надсмотрщики какого-то центуриона, только бича не хватает! В цирке-шапито должно быть несколько входов-выходов для зрителей — это требуется и по пожарной инструкции. А он мне говорит: строй один проход! Как же так? А давка начнется? Мало ли что…

— В нашем цирке ни давки, ни пожаров не будет. Делайте один вход.

— Послушайте, да это же получается какая-то потемкинская деревня! После второго представления все может рухнуть…

— Хорошо. Я удвою ваш гонорар, — пообещал Герман.

— Ну разве… Я умываю руки, — отозвался инженер-строитель.

Для себя он уже решил: как только все будет готово, соберет манатки и махнет в Ялту, пусть сами тут разбираются.

На строительство вдруг зачастили из горотдела милиции и местной администрации: почуяли, где можно слегка поживиться. И не ошиблись. Герман щедро одаривал каждого визитера, порой даже не показывая требуемых документов. Раздавал налево и направо билеты и контрамарки, а инспектора из пожарного надзора напоил так, что тот очнулся почему-то в городе Коврове, в местном ресторане, с пачкой денег в кармане. Уже к воскресному вечеру весь Сергиев Посад был обклеен афишами, извещавшими, что во вторник, двадцать второго августа, в два часа дня состоится потрясающее цирковое представление, какого еще не знала история этого города.

Жители разделились на две группы. Одни, те, которые и при советской власти были одержимы бесовскими страстями и для которых всегда было милее прежнее название города — Загорск, данное в честь какого-то большевика, ждали грядущего события с нетерпением, чистили перышки и жили слухами о невероятной цирковой программе; другие же, истинно православные, почитавшие Сергиев Посад как древнюю русскую святыню, где покоились мощи Сергия Радонежского, открыто возмущались безобразным вползанием игривого действа за запретную территорию. Что же это происходит: сегодня цирк-шапито, а завтра и казино, и публичный дом возведут? Священнослужители из патриархии пребывали в растерянности, не зная, каким образом дать должный отпор «цирковым людям».

Уполномоченный на встречу с главой местной администрации диакон отец Андрей вернулся с малоутешительным сообщением: есть специальное разрешение Министерства культуры на проведение пяти цирковых представлений в черте города. Против бумаги не попрешь: все-таки в городе пока еще советская власть. Но и оставлять дело тоже не годится. Отец Андрей, окончивший в свое время Бауманский институт и получивший священный сан недавно, решил действовать на свой страх и риск, поскольку в патриархии к его затее отнеслись несколько неопределенно: коли молодой диакон хочет выставить во вторник пикеты из паствы на пути к цирку-шапито, так пусть на то будет воля Божья, а официальная поддержка придет тогда, ежели дело сдвинется…

Доски для цирка-шапито поставлялись из Семхоза, с того обрабатывающего комбината, который уже перешел во владение «Братства отца Назария». Тут же находилась и сельская община, расположенная в большом желтом доме, где трудились приспособленные к подобной деятельности братья и сестры, физически здоровые, неприхотливые, огрубевшие на тяжелой работе молодые люди, смутно помнившие свою прошлую жизнь.

Распорядок дня у них был довольно однообразен: подъем в шесть утра, «молебный час» во славу отца Назария и всего братства, затем скудный завтрак, состоявший из овощей и воды, отправка в поле или на комбинат. Обед привозили к месту работы, и он также состоял из вегетарианских блюд, что еще больше подавляло дух и склоняло к смирению и покорности. Вечером снова начинались молитвенные бдения, продолжавшиеся до десяти часов. Спали братья и сестры раздельно, в неких подобиях солдатских казарм, по десять — двенадцать человек.