Ирса Сигурдардоттир - Последние ритуалы

Он протянул ей шипящий стакан. Тора приготовилась, села и выпила залпом. Потом упала на подушку и стала ждать, когда отступит тошнота. Через несколько минут она почувствовала легкое щекотание на плече и открыла глаза.

— Послушай… — Маттиас лежал близко и смотрел ей в лицо. — Есть предложение…

— Что-что?.. — Тора почти совладала с голосом и чувствовала себя немного лучше.

— Может, пересмотрим твое мнение, что все было ошибкой? — Он улыбался. — Я даже надену свои чудесные ботинки, если захочешь.

Тора снова проснулась, на этот раз от звука льющейся в душе воды. Она выскочила из постели, подняла с пола и накинула на себя блузку, надела брюки. Никак не находился один носок, но все остальное она собрала и крикнула в сторону ванной, что увидятся на завтраке. Дверь своей комнаты она закрыла с невероятным облегчением.

Долгий горячий душ привел в чувство и тело, и разум. Прежде чем уйти из номера, она позвонила подруге.

— Ты в курсе, который час? — сонно проворчала Лаувейя.

На часах уже почти десять. Тора громко пропела в трубку:

— Боженьки мои, ты себе не представляешь!..

— Ну, раз ты кричишь «боженьки», а звонишь так безбожно рано, то новости и впрямь экстренные… — В трубке послышался зевок.

— Я кое с кем переспала!

Реакция последовала незамедлительно. Лаувейя наверняка села и вытянулась в струнку, потому что не успели слова Торы слететь с ее уст, как послышался скрип кровати.

— Су-у-пер! С кем?.. Кто?.. Давай рассказывай!

— Маттиас, тот немец. Все потом, потом, мы сейчас встречаемся с ним на завтраке. Мы в гостинице.

— В гостинице?! Ну и ну! Задержись на секундочку, расскажи…

— Все потом. Я немного волнуюсь. Мне как-то надо ему объяснить: то, что между нами было, — это только один раз и больше не повторится. Отношения мне не нужны.

В телефоне послышался ехидный смех.

— Ну ты даешь! Ты смотришь с дочкой телепузиков и по ним изучаешь жизнь? Много ли ты встречала одиноких мужчин его возраста, страстно желающих длительных отношений? Расслабься, детка, по этому поводу можешь не беспокоиться.

Тора слегка рассердилась на подругу. Вообще-то она думала, что Лаувейя за нее порадуется. До того как уйти на завтрак, Тора немного примяла постель — пусть персонал отеля не гадает, где она провела ночь, а то еще примут за одну «из этих»!

Маттиас сидел у окна за столиком на двоих и пил кофе. Тора отметила, что он очень привлекателен, хотя раньше себе в этом не признавалась. Ей всегда нравились грубоватые черты в мужских лицах: волевой подбородок, крупные зубы, четко очерченные скулы и глубоко посаженные глаза. Без сомнения, в ней играла кровь доисторических предков, и на генетическом уровне Тора тяготела к внешности, которая предполагала стойкость и решительность, — к внешности превосходного охотника.

— Сейчас поем, и мне станет лучше, — сказала она, чтобы сломать неловкость.

Маттиас налил ей кофе.

— Ты забыла в моей комнате носок. Как ни странно, он не шерстяной.

Ничто в их поведении не намекало на произошедшее, разве что Маттиас прикрыл ладонью руку Торы и заговорщически подмигнул. Она ему улыбнулась, но промолчала. Он быстро убрал руку и продолжил завтракать. Поев, они разошлись по своим комнатам — собираться.

Когда Тора стояла у стойки администратора и ждала Маттиаса, зазвонил ее телефон. Это Гильфи. Знал бы он, что выделывала его мамочка прошлой ночью.

— Здравствуй, сынок, — сказала она, стараясь говорить естественно.

— Привет, — сказал он грустно и на некоторое время замолк. — Ну, я насчет того, что собирался тебе сказать… А ты где?

— Я в отеле «Рангау». У меня тут была кое-какая работа, хоть и выходные. А ты что, уже дома?

— Ага… — Снова пауза. — Ты когда вернешься?

Тора посмотрела на часы. Почти одиннадцать.

— Примерно к часу.

— О’кей. Увидимся.

— А почему ты не у отца? И где Соулей? — быстро спросила Тора, пока Гильфи не выключил телефон.

— Она еще с ним. А я уехал.

— Почему? Вы поссорились?

— Да вроде. Он первый начал.

— То есть? — Тора едва не открыла рот от изумления. Обычно Ханнес мастерски избегал ссор и до сих пор хорошо ладил с сыном, хотя Гильфи и понимал, что его отец не прирожденный артист разговорного жанра.

Мальчик вздохнул.

— Он вел себя так, будто хочет со мной поговорить, ну я и рассказал ему кое-что — думал, поймет… А он вдруг психанул и стал кричать. Зачем мне его кульбиты: сначала просит, чтобы я с ним поделился, а потом орет… Я не стал все это выслушивать. Я думал, он поймет…