Алексей Макеев - День назначенной смерти

– Классическая, в общем, ситуация, – пожал он плечами. – Переставляем местами слагаемые и имеем отличный результат… Ладно, будем биться лбом в соседские двери. Сержант, в четырнадцатой квартире бабка проживает, давай ее сюда в качестве понятой. И из шестнадцатой… – он размашистым шагом перешел площадку и позвонил. Прошла минута. Открыла сонная алкашка в рваной хлопковой ночнушке. Всклокоченная, грязная, синяк под глазом. Глаза холодные, злые.

– Опять этот тип… – процедила сквозь зубы.

– Здравствуйте, – жизнерадостно сказал Максимов. – Обратная связь с населением. В консультации киллера не нуждаетесь?

– Ты что, больной? – разозлилась жиличка.

– Извините ради бога, – опомнился Максимов. – Не в фазе мы сегодня маленько… Еще раз извините. Мы проводим по соседству следственные мероприятия. Позволите войти?

– Ох, тебе, пожалуй, не позволишь, всю квартиру уже истоптал… – она отвернулась и побрела прочь, вздымая пальцами колтун на голове.

Он неслышно вошел в прихожую, щелкнул выключателем. Узкое чрево коридора озарилось экономной «шестидесяткой».

– Минуточку, – сказал Максимов. Женщина остановилась. Он взял ее за плечо, повернул к себе. Она молчала.

– А в прошлый раз он был пониже, – рука прикоснулась к синяку. Особа вздрогнула. На пальце осталась краска. На коже выше века – светлая полоса. Он взял ее за руку – твердо, не вырваться.

– Не каждому дано, Дарья Дмитриевна, – Максимов помолчал. – В совершенстве владеть искусством перевоплощения. Вы не учились в театральном, вы артистка от природы.

Женщина молчала. Но в холодных глазах уже что-то блестело – то ли ненависть, то ли слезинка. Ему показалось, что она немного обмякла. А странно, обязана была напрячься.

Парик, изображающий немытую паклю, без проблем снимался. Под паклей обнаружились стянутые в узелок приличные волосы. Сценический набор – убогое рванье, бесцветное мочало, грим вокруг глаза – сооружался за минуту. Привычными движениями. А вот морщинки не фальшивые, отметил Максимов. Весьма натуральные и мелко прорисованные. Жизнь не гладила эту женщину. Их не замечал Кравцов, он общался со своей любимой исключительно в полумраке…

– Даша Косогрызова, – со вздохом произнес Максимов. – Прекрасная незнакомка Наташа, влюбившая в себя недотепу Кравцова, падшая женщина из шестнадцатой квартиры, домработница Саша… Театральный мир потерял в вашем лице гениальную актрису. Алексей! – крикнул Максимов в затхлое пространство, – я знаю, что у вас пистолет! Вы не станете стрелять? Спасибо. Дом оцеплен. Учтите, на вас крови нет, и статья вам светит не зловещая, не надо отягощать!

«А то, что сволочь ты порядочная, за это статьи не выдумали умные люди…»

Со звоном распахнулось окно. Возня, кряхтение, дестабилизирующий противный вой. Женщина на пару мгновений прикрыла глаза. А когда открыла, на нее можно было вешать табличку «Она убивала немецких солдат».

– Сбежал ваш братец, Николай Витальевич, – бросил Максимов через плечо, – не вынесла душа тамбовского товарища… Но это ничего, его внизу уже прибрали.

– Мой братец… – скрипом ржавого робота прокомментировал Кравцов. – Какая, право, чушь… А при чем здесь домработница Саша? По-вашему, я никогда ее не видел?.. А кто такая Даша Косогрызова?.. А Наташа? Какой бред… Вы вроде не пьяны, Константин Андреевич…

– Просто дурак законченный, – охотно согласился Максимов, – за компанию с вами, Николай Витальевич, не возражаете? Я видел мельком вашего братца – ровно 31 декабря. Лежал тут на кровати, изображая из себя в три ряда пьяного, и норовил укрыться пледом. А вот кого здесь видели вы в свой первый приход – остается загадкой. Либо другого мужчину, либо… Не признали родную душу, Николай Витальевич?

– Он же из туалета не выходил… Господи, какая дичь… – Кравцов вырвался из жесткого захвата и схватился за голову. Сержант проявил великодушие, устоял от соблазна врезать по кумполу.

– Ваш родственник уже в «вороне», можете полюбоваться. Не сейчас, попозже. Подойдите сюда, Николай Витальевич, – эта женщина вас не укусит. Посмотрите на нее внимательно.

Убийца отступила в комнату, затравленно смотрела по сторонам. Но двое уже просочились, закрыли доступ к разбитому окну. Она схватила из-под подушки плюшевого медведя, прижала к груди, отступила к стене. Жест глубинный, неосознанный. Детский сад с вагончиками…

Вошел Кравцов, внимательно посмотрел, качнулся.

– Мне не сразу пришло в голову, – сказал Максимов, – что занимались вы любовью в одной квартире, а очнулись в другой. В тринадцатой квартире нет плюшевого медведя. А, исходя из вашего рассказа, должен быть, ваша возлюбленная очень пылко его обнимала, свет просачивался из коридора. Зачем было уносить с собой?