Евгений Сухов - Шифр фрейлины

Губы штаб-ротмистра сжались в тонкую линию.

– Кто ты таков, гнусный мерзавец?! – ухватившись за эфес палаша, спросил он.

– Сейчас узнаешь, – зло ответил Горчаков и, коротко размахнувшись, ударил штаб-ротмистра в бок кинжалом.

Тот тяжело охнул. Слабеющей рукой штаб-ротмистр попытался вытащить палаш, но, осознав тщетность усилий, сделал небольшой шаг, намереваясь дотянуться до обидчика. Князь Горчаков, скрестив на груди руки, молча наблюдал за умирающим офицером; в какой-то момент ему даже показалось, что тот сумеет дотянуться и его пальцы сомкнутся на шее обидчика, но сил хватило на два небольших шага, а на третьем ноги подломились, и кавалергард завалился на бок. Его губы шевелились, умирающий силился что-то произнести.

Наклонившись, Горчаков услышал вопрос:

– За что?

– За любовь, братец. За любовь… Надо знать, в какие окна следует стучаться.

Князь осмотрел свой мундир, неодобрительно покачал головой, обнаружив на лацкане небольшое пятнышко крови, и двинулся к экипажу, оставленному на берегу Невы.

Гвардейцы, совершавшие обход Таврического дворца, обнаружили умирающего Охотникова на рассвете и, признав в нем сердечного друга императрицы, доставили во дворцовые покои. Как только в комнату вошла императрица, штаб-ротмистр открыл глаза и внятно произнес:

– Богиня.

– Алеша! Кто с тобой это сделал? Кто?! – в отчаянии воскликнула Елизавета Алексеевна, обняв возлюбленного.

– Теперь это неважно… Положи мою голову… к себе… на колени, – через силу проговорил Охотников.

– Конечно, родной, – утирая слезы, ответила императрица, уложив голову штаб-ротмистра на свои колени.

– Рядом любимая женщина… Ее колени, – улыбнулся кавалергард обескровленными губами. – О лучшей смерти… я и не мечтаю.

Прикрыв глаза, кавалергард тихо, будто уснул, отошел.

Три дня Елизавета Алексеевна, не желая никого видеть, оплакивала погибшего любовника. На четвертый, когда горе позволило задышать ровнее, она, сопровождаемая фрейлинами, решилась осмотреть место нападения на Алексея. Затем с непроницаемым лицом вернулась в свои покои, а еще через час в дверь ее будуара раздался негромкий осторожный стук.

Потревожить государыню в такую минуту дозволялось только одному человеку. Императору.

– Войдите, – негромко произнесла Елизавета Алексеевна.

Александр вошел; на лице застыла печаль, что делало его еще более торжественным, чем в обычные дни:

– Елизавета… Мне известно, что вы не желаете никого видеть… в том числе и меня. Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

Глаза у императрицы были сухими, как если бы горе отступило. В действительности оно лишь спряталось внутри, еще более подчеркнув строгую красоту императрицы.

– Зачем вы это сделали? – подняла она взор на мужа, в котором виделся откровенный вызов.

Выдержав взгляд когда-то горячо любимой женщины, император произнес ледяным тоном, еще более отдалившись от Елизаветы:

– Я не понимаю вас… О чем вы говорите?

– Ведь это вы убили Алексея Охотникова.

– Вы хотите сказать, вашего любовника? Елизавета, я правильно вас понимаю? Так вот, к этому убийству я не имею никакого отношения.

– За что вы меня мучаете? – горестно спросила императрица. – Вы убираете из моего окружения всех людей, которые были мне очень дороги и близки.

– Насколько мне известно, сейчас вы говорите об Адаме Чарторыйском, вашем первом возлюбленном? Признаюсь откровенно, я не ожидал от друга юности подобного коварства… Он был едва ли не единственным человеком, которому я доверял и на которого мог всегда рассчитывать. И уж тем более я всегда был уверен в честном поведении Адама как по отношению ко мне, так и по отношению к вам… Но сами понимаете, я не мог быть настолько легкомысленным, чтобы равнодушно взирать на публичный позор.

– Вы отправили его в Италию.

– Это сделал не я, а мой батюшка. Но к смерти Охотникова я не имею никакого отношения. Елизавета, ответьте мне откровенно, почему вы так поступили со мной?

– Я поступила с вами так же, как и вы все эти годы поступаете со мной. – В уголках глаз императрицы блеснули слезы. Казалось, что она не удержится и разрыдается; но нет, вздохнув глубоко, Елизавета пересилила нахлынувшие чувства и продолжала с прежней прямотой: – Неужели вы думаете, что я должна была равнодушно взирать на все ваши бесконечные любовные увлечения?

– И вы решили мне отомстить, я вас правильно понял?

– Считайте, как вам вздумается, – отвернулась императрица.