— Я всегда был уверен, что скорее брошусь других спасать, чем убегу в страхе, — признался он. — Но теперь я ничего не могу припомнить, как ни бьюсь. Моя память как будто рухнула вместе с этой проклятой башней — и как мне теперь собрать осколки?
Какие-то отрывочные воспоминания все-таки возникали. Майк ДʼАуриа, двадцатипятилетний новобранец с татуировкой в стиле индейцев майя на ноге; капитан Фрэнк Каллаган; Майк Линч, пожарный, — этот собирался вскоре жениться. Кевин помнил, что выехали они вместе, помнил, какие инструменты были у них у руках: топоры, ломы, кувалды, гвозди, веревки, клещи, резаки. Он помнил, как проснулся утром 11 сентября, а в 9.13 в пожарном депо уже прозвучал сигнал тревоги; помнил, как они запрыгивали в машины, как мчались на место происшествия. Он еще спросил лейтенанта, не атака ли это террористов, и лейтенант сказал «да», и после этого они ехали молча.
Кевин помнил еще кое-что: свое прозвище — Рик-О-Ши, свой любимый цвет: желтый. Помнил, как познакомился со своей девушкой Стейси Хоуп Джерман. Помнил, как рос на Лонг-Айленде, как ссорились родители, а потом, когда Кевину было тринадцать, мать ушла из дома. Он много чего помнил, в том числе и такое, о чем предпочел бы забыть.
Память — это как бы код доступа во внутренний мир человека. Это не просто собрание фактов — это переживания человека, изменения его личности. После травмы жизненно важно восстановить этот код. Людям свойственно организовывать свои воспоминания в виде связного, последовательновременного повествования, что придает им видимость порядка и смысла. Но как быть, если важные факты стерлись из памяти и связь потеряна?..
В конце сентября мы с Кевином Ши приехали в Больнично-реабилитационный центр Святого Карла на Лонг-Айленде. Оставалась вероятность того, что воспоминания о дне катастрофы заблокированы в результате физической или психологической травмы или даже наложения этих двух факторов.
Нейропсихолог Марк Сандберг встретил Ши в холле и провел его в тесный кабинет. Они сели за стол друг против друга.
— Мне мало что известно о вас, — сказал Сандберг. — Что вы сами можете рассказать?
— Я могу рассказать то, что сам помню и что мне рассказывали другие, — ответил Ши. — Помню, как принял вызов. Я числился в тридцать пятом расчете, в машине оставалось свободное место, и я попросился вместе с ребятами, хотя у меня был выходной.
Доктор несколько удивился:
— Вы были не на дежурстве?
Кевин пояснил: он, как у них выражались, «напросился», то есть вызвался добровольцем.
— Я считал, что так надо, — продолжал он. — Ну, командир разрешил… Мы ехали по Вестсайдскому шоссе… видели, как горят машины, повсюду были обломки, стены домов как будто оползали. Осколки металла и стекла. Падали и бежали люди…
— Вы все это помните или кто-то вам рассказал? — прервал его врач.
Кевин прикрыл глаза, потом сказал:
— Это я помню.
Сандберг что-то пометил в своем блокноте и просил Ши продолжать.
По дороге, сказал Ши, он достал видеокамеру. Он и раньше часто снимал место действия, чтобы потом использовать это на тренировках.
— Я помню, как положил камеру в пластиковый пакет и убрал ее в карман куртки, — сказал он. — Снимал я всего несколько секунд.
Потом они прибыли на место и вошли в тот ад кромешный. После этого Кевин ничего не помнил — до того момента, пока не очнулся в больнице.
— Воспоминания возвращаются с этого момента? — уточнил врач.
— Начинают возвращаться. С перебоями. Меня кололи обезболивающим, морфином. Говорят, что я был в сознании, но этого я тоже не помню.
— Человек может находиться в сознании, однако не фиксировать свои воспоминания. Это и есть посттравматическая амнезия.
— Значит, вот что со мной?
— В этом нам и предстоит разобраться.
Кевин нервно затеребил бинты.
— Кое-кто из ребят говорит, что, может, лучше и не вспоминать, — тихо сказал он. — Я ведь не знаю, может, я пытался кого-то спасти, и эта мысль помогает мне совладать с этим постстрессом, или как его там.
Сандберг спросил, сколько человек пропало из того отряда, с которым находился Кевин. Кевин впервые оторвал взгляд от своих бинтов и посмотрел врачу и глаза.
— Все до единого, — выдохнул он. — Остался только я.
В юности Кевин не помышлял о том, чтобы стать пожарным, хотя и принадлежал к почтенной династии укротителей огня, включавшей его деда, дядю, отца и старшего брата. Кевин пошел не в них, он не был, по его собственному выражению, «мачо». Невысокого роста, с виду скорее студент, он не любил спорт и не выпивал. Поначалу Кевин выбрал для себя работу, связанную с программным обеспечением, и отлично с ней справлялся, но в 1998 году все же решил пойти по стопам родственников.
Читать дальше