Дэвид Гранн - Дьявол и Шерлок Холмс. Как совершаются преступления

Гораздо охотнее и подробнее Бала отвечал на вопросы насчет «Амока».

— Главные мысли этой книги принадлежат не мне, — заявил он. — Лично я не антифеминист. И не шовинист. Бессердечие мне вовсе не свойственно. Крис не мой герой, он скорее антигерой.

Он неоднократно указывал на мой блокнот, настаивая: «Запишите это!», «Это существенно», и следил за тем, как я записываю. В какой-то момент он почти со страхом произнес:

— Что за безумие! Вы пишете рассказ о рассказе, который я сочинил об убийстве, которого никогда не было.

Многие строки в его экземпляре «Амока» были подчеркнуты, на полях книги Бала писал примечания. Потом он показал мне другие примечания, уже на отдельном листе: Бала тщательно выстраивал, так сказать, генеалогию книг, повлиявших на его работу. Очевидно, в тюрьме «Амок» сделался его наваждением.

— Иногда я читаю его вслух сокамерникам, — признался он.

Суд так и не нашел ответа на один из ключевых вопросов: зачем человеку вздумалось после убийства написать книгу, которая способствовала его разоблачению? Раскольников у Достоевского рассуждает так: даже самый хитроумный преступник допускает ошибки, потому что в момент преступления ему отчасти изменяют воля и разум, их вытесняет какая-то детская безрассудность — в тот самый момент, когда он особенно нуждается в разуме и осторожности.

Но ведь книга Балы была создана не «в момент преступления», а три года спустя. Если он виновен в убийстве, то уж с недостатком разума и воли у него проблем не было, скорее и того и другого у него хватало в избытке.

Некоторые комментаторы предполагали, что Бала хотел быть пойманным или, по крайней мере, хотел облегчить душу признанием. Крис в «Амоке» также рассуждает насчет «сознания вины». И хотя Бала продолжал настаивать на своей невиновности, роман читался именно как исповедь.

Вроблевский и другие представители обвинения основным мотивом считали стремление Балы увековечить свое имя в литературе, и, с их точки зрения, преступление в реальности и книга о преступлении были неразделимы. Вдова Янишевского просила суд не делать из Балы «художника» — он попросту убийца.

Однако после ареста Балы «Амок» сделался в Польше литературной сенсацией, были распроданы все экземпляры до единого.

— Готовится новое издание с послесловием о суде и обо всем, что со мной произошло. — Бала не мог скрыть возбуждения. — Заинтересовались и другие страны. — Лихорадочно пролистывая страницы своего потрепанного томика, он добавил с гордостью: — Подобной книги еще не было! — Сейчас я работаю над продолжением, — продолжал Бала, и глаза его вспыхнули. — Называется «Де Лирика». — Он несколько раз повторил название и пояснил: — Каламбур. «Лирика», то есть стихи или задушевное повествование, но в то же время делириум, безумие.

К этой книге, по словам Балы, он приступил еще до ареста, но полиция конфисковала компьютер с черновым файлом. Другого экземпляра у Балы не имелось, и теперь он пытался получить свои тексты обратно. Следователь мне сказал, что в компьютере обнаружились сведения, которые Бала собирал о новом приятеле Стаси, Гарри. «Холост, лет 34, мать умерла, когда ему было 8, — записывал Бала. — Работает в железнодорожной компании, возможно машинистом, но я не уверен». Вроблевский подозревал, что Гарри намечался в качестве очередной жертвы.

Узнав, что Гарри посещает тот же чат, что и он сам, Бала оставил на сайте сообщение под вымышленным именем: «Простите за беспокойство, я разыскиваю Гарри из Чойнова. Тут кто-нибудь его знает?»

Бала собирался закончить свой второй роман после того, как апелляционный суд — в чем он был уверен — освободит его. Через несколько недель после нашего разговора апелляционный суд, почти ко всеобщему изумлению, аннулировал решение суда низшей инстанции. Хотя апелляционный комитет признал «несомненную причастность» Балы к убийству, он также видел существенные пробелы в «цепи доказательств» (в том числе смущали и противоречивые заключения медэкспертов). Эти недостатки следовало устранить, и потому апелляционный комитет не освободил Балу из тюрьмы, однако назначил на весну повторный суд.

Но и после этого Бала не сдался: как бы ни обернулось дело, он закончит «Де Лирику». Оглянувшись на охранников — не подслушали бы, — Бала подался вперед и шепнул мне: «Это будет история еще круче!»

Февраль 2008

В декабре 2008 года состоялось повторное рассмотрение дела. Бала вновь был признан виновным и приговорен к двадцати годам заключения.