Иван Черных - Роковой рейс

— Патриоты неплохо живут, — подколол Геннадий.

— А чем мы хуже «новых русских», — усмехнулся Константин. — Бог велит все делить. Вот мы иногда и пользуемся их припасами.

— И с законом ладите?

— Не всегда. Стараемся его обходить. Как вот и с тобой случилось. — Константин откупорил бутылку коньяка, вопросительно глянул на Геннадия. — Или ты предпочитаешь водку?

Настроения пить у Геннадия не было. Но чтобы прояснить ситуацию, узнать побольше о цели своего похищения, об этих «патриотах», отказываться не стоило: спиртное развязывает языки. Его «благодетели» тоже, возможно, для этой же цели затевают пьянку, но ему-то важнее услышать их откровения.

— Всё равно. Что будете пить вы, то и я выпью.

— Тогда остановимся на коньяке. Может, он вовсе и не французский — дурят торгаши нашего брата, — но уж больно бутылка оригинальная и этикетка красивая. — Он наполнил рюмки. — За твоё освобождение, — чокнулся с Геннадием и Андреем, выпил одним глотком.

Коньяк был мягкий и ароматный, теплом разлился внутри, и Геннадий почувствовал, как стало спадать напряжение. А после второй рюмки ему и вовсе стало все безразлично — будь что будет, и ребята показались ему не такими опасными, враждебно настроенными, какими представлял он их поначалу.

— Ну как, нравится тебе у нас? — первым начал застольный разговор Константин.

— Ещё бы! — подыграл Геннадий. — Такой выпивон, такая закуска! В нашей летной столовой, скажу откровенно, харч далеко не барский. Только не пойму я вас, ребята, за какие заслуги мне такая честь?

— Мы же тебе объяснили. — Константин снова наполнил рюмки. — Мы — патриоты и не могли допустить, чтобы нашего брата хлопнули ни за что ни про что.

— Неужели вы верите, что я мог совершить убийство и диверсию против своих друзей?

— Мы-то, может, и не верим. Но арестовали тебя фээсбэшники. А у них разговор короткий.

— Откуда вы знаете, что фээсбэшники, и как узнали, что меня должны были арестовать?

— Ты считаешь, что нас только двое? У нас есть единомышленники и в вашей части, и в самом ФСБ. О твоем аресте мы узнали ещё днём, когда ты только вышел от московского полковника… Давай лучше выпьем за твое освобождение. И спать — третий час.

Константину явно не нравились вопросы. Он достал вторую бутылку, снова наполнил рюмки и выпил до дна. Но, судя по его виду и разговору, нисколько не опьянел, а у Геннадия голова уже кружилась и временами глаза застилал туман — сказывались бессонные ночи. Геннадий опасался, как бы не сказать лишнего. Если Константин говорил правду (в чем трудно было усомниться), то «патриоты» и без расспросов знают о нем и о делах эскадрильи не хуже его.

— По последней, — согласился он. — И действительно пора спать. Я, можно сказать, три ночи не сомкнул глаз. — Он выпил и поднялся.

— Спальня у нас наверху, — кивнул на лестницу Андрей. — Постель тебе готова. Костя, проводи.

В спальне, небольшой и уютной, стояло две кровати, заправленные белыми покрывалами. На полу — мягкие ковры. В углу — телевизор «Сони». На тумбочках в изголовье кроватей — фарфоровые светильники. В общем, как шутил командир: «Как в лучших домах Лондона».

— Можешь ложиться на любую, — сказал Константин. — И спи, сколько влезет. Туалет напротив.

Геннадий снял покрывало и, отодвинув в сторону светильник, положил на тумбочку. Туда же сложил свое обмундирование. Константин разобрал другую кровать, но не раздевался.

— Спокойной ночи, — пожелал дружески. — А я ещё вниз спущусь, не допил, — пошутил весело и затопал по лестнице.

Геннадий понимал, что глаз с него не спустят. Но ему в эту ночь было все равно. И едва коснулась голова подушки, как сознание его отключилось.

Пятые сутки Геннадий находился в заточении и пятые сутки ломал голову, почему его похитили и что от него хотят. Разглагольствования своих опекунов о патриотизме, которые велись повседневно за завтраками, обедами и ужинами, убедить его в благих намерениях похитителей не могли. Еще когда его везли в шикарной «Вольво» неизвестно куда с завязанными глазами, он понял, что это не зюгановские и не ампиловские оппозиционеры-патриоты, а представители нового класса, так называемые «новые русские». Окончательно в этом он убедился на второй вечер после похищения, когда на дачу явился «сосед» — так представился вальяжный мужчина лет сорока пяти в чёрном, с меховым воротником кожаном реглане.

— …Что-то затосковал в одиночестве, — объяснял свое позднее посещение мужчина. — Дай, думаю, заскочу к друзьям, у них всегда найдётся рюмка-другая для поднятия настроения. О-о, да у вас гость, — обратил он внимание на Геннадия и протянул ему руку. — Гавриил Прокопьевич.