Иван Черных - Роковой рейс

— Периодически… Живет скромно. Лечит, изредка встречается с подругой, секретаршей Лебединского. Новых поклонников пока не завела. Хотя женщина она темпераментная и на симпатичных мужчин-пациентов смотрит не без интереса.

— Ты что, сам побывал у нее на приеме? — пошутил Михайленко.

— Зачем сам. Наши люди зря хлеб не едят… Раз в месяц проверяется у нее Лебединский. Дубосеков хотя и помоложе, а врачиху навещает почаще — невралгия. Правда, по виду и по тому, как он постоянно занимается физической подготовкой, не скажешь.

— Мне говорили: спортсмен он отменный… Да, а чем закончился обыск у Желкашинова?

— Можно сказать, ничем. Сто двадцать семь долларов. Негусто на четверых. И никакой роскоши. Да и откуда ей взяться, когда прапорщик и года не пробыл в бизнесменах. Однако смущает вот что: Желкашинов, отправляясь за машинами, никаких распоряжений не отдавал заместителю.

— И я ломал голову над этим. Больше похоже, что он хотел смыться. А если так, вряд ли он все деньги забрал с собой… У него дача есть?

— Садовый участок. Шесть соток.

— И там проверяли?

— Да. Но там такой домишко, что пальцем можно открыть.

— А закопать?

— Ну сейчас земля мёрзлая, всё снегом занесено… А перекопать шесть соток… Подождём.

— Всё-таки поискать там надо… Мы у одного деятеля на таком садовом участке под яблоней целый арсенал пистолетов выкопали.

— Мы присматриваем за квартирой… На всё просто рук не хватает. — Семиженов взглянул на часы. — Извини, пора мне в сауну собираться. Ещё один капиталист у нас объявился, Гагаров. Купил подвал в старом кирпичном доме и такую, говорят, сауну отгрохал, какой и у Рябушинского не было. Где только люди деньги берут? На презентацию пригласил, — пошутил подполковник.

— Завидую. Наверное, и девочки будут?

— Возможно. А что нам, молодым, хотя и женатым. Мы своего не упустим, — молодецки подмигнул Семиженов.

Лариса осторожно, с нежностью прислоняла фонендоскоп к мускулистой груди пациента то в одном, то в другом месте, делая вид, что внимательно прослушивает ритм его сердца; на самом же деле никак не могла сосредоточиться — каждый раз, когда приходил к ней этот молодой человек из охраны Лебединского по имени Георгий и она, заставив его раздеться, видела крепкое тело, будто отлитое из бронзы, гладкую, без единой морщинки и пятнышка кожу, от прикосновения к которой ее чуть ли не бросало в дрожь, она теряла над собой контроль, интуитивно делая то, чему учили в институте и что приобрела за полуторагодичную практику в поликлинике.

Георгий нравился ей до безумия, и она, истосковавшись по мужской ласке, по мужскому телу, с трудом сдерживала себя, чтобы первой не объясниться в своих чувствах. И она, наверное, объяснилась бы, если бы не понимала, что это ни к чему хорошему не приведет, только доставит ей еще больше мучений. Выходить за этого красавчика замуж она и мысли не допускала (была уверена, что Геннадий жив и вернется, как только закончится расследование катастрофы самолета — с него снимут подозрение), а приводить любовника на квартиру строгой и высоконравственной хозяйки, терять свою репутацию ей не хотелось. К Георгию тоже нельзя — он живет в общежитии… Вот и маялась она при встрече с ним, каждый раз испытывая страстное желание, волнуясь и не зная, что делать. А он приходил все чаще, видимо, влюбившись в неё и придумывая всякие болезни… Медицинская сестра Тая, помощница Ларисы, заметила это и стала подтрунивать над своей врачихой, что немало смущало Ларису и заставляло держать себя в рамках…

Прослушав сердце, она попросила повернуться пациента спиной и прислонила фонендоскоп под лопаткой.

— Теперь дышите, — сказала Лариса. — Глубже… Достаточно. И легкие у вас как кузнечные меха. — С улыбкой ещё раз окинула его статную фигуру. — Можете одеваться. — Села за стол, взяла ручку и принялась писать в карте первые приходившие на ум симптомы: учащенное сердцебиение, нервная возбудимость, плохой сон…

— Что ему выписать? — спросила медсестра, приготовив рецепты и ручку.

— Да вы никаких пилюль мне не прописывайте, — сказал Георгий, надевая форменную рубашку. — От них только голова болит, словно после похмелья. А сон все равно плохой.

Лариса перестала писать, глянула в глаза пациента. Подумала.

— Вы в каком месяце родились?

— В марте, — ответил Георгий.

— И как давно у вас нарушился сон?

— С месяц назад.

Лариса, как первоклашка на трудном уроке, сунула в рот ручку, погрызла её своими белоснежными ровными зубами, обрамлёнными бантиком сочных губ. Сочувственно вздохнула.