Буало-Нарсежак - Контракт

Своей надушенной рукой она закрывает рот Г.

— Нет, нет, молчи. Я не желаю знать, где ты скрываешься, есть ли у тебя телефон и не сменил ли ты имя. Я вообще тебя больше не знаю, понял? Только прошу отослать документы мсье Луи.

— Ему известно, что я здесь?

— Ничего ему не известно. Соблюдай осторожность, и с тобой все будет в порядке.

Она улыбается, Г как бы мельком видит прежнее ее лицо.

— Он будет в ярости, — замечает Г.

— Да, в ярости.

Она с живостью поднимается, и Ромул глухо ворчит. Г слегка хлопает его по морде.

— При нем, — объясняет он, — лучше избегать резких движений.

— Очаровательная зверюшка, — шутит Патрисия. — Видно, он меня невзлюбил. Не мог бы ты втолковать ему, что было время, когда мы с тобой отлично ладили.

Она тихонько подходит к Г и шепчет:

— Увидимся мы не скоро, но если тебе доставит удовольствие… Мне — да!

Она протягивает руку к поясу его брюк. Г останавливает ее.

— Нет, — выдохнул он, — не при нем.

Тогда Патрисия набирается смелости коснуться ушей пса.

— Странная штука любовь! — шепчет она. — Ладно! Пошли. Между нами все сказано.

Г делает несколько попыток, прежде чем находит малолитражку, которая открывается без труда. За рулем такого неказистого автомобиля он почти ничем не рискует, вряд ли его остановит полицейский контроль.

— Тебе понравилась Патрисия? — спрашивает Г Ромула. — По сути она спасла нас от неприятностей. Не знаю, согласился ли бы я вновь бежать. Но надо быть начеку.

По возвращении каждый из них сразу же берется за любимое занятие: Ромул хватает кость, а Г — трубку. Тщательный осмотр жилища. Ничего особенного не обнаружено. Занявшись приготовлением супа, Г поучает Ромула:

— В Генруе всем скажем, что у меня была небольшая авария и, чтобы выручить меня, мне одолжили этот автомобиль.

Снова почувствовав воодушевление, он, насвистывая, накрывает на стол.

— С этого дня, — заявляет Г, — будешь сидеть за столом вместе со мной. Постарайся вести себя хорошо. А теперь хочу сказать тебе одну вещь! На мсье Луи нам на… Ладно, думаю, ты меня понял!

Г вдруг заметил, что у него не остается больше времени скучать. Обычно по прошествии нескольких дней отдых начинал его тяготить, особенно если из-за плохой погоды приходилось сидеть дома. Он из тех, кто не заглядывает в книгу, не просматривает рассеянно журнальные фотографии, у него сразу же вызывают раздражение самодовольные лица великих мира сего. Перед телевизором он быстро засыпает. Ему могли бы доставить удовольствие какие-нибудь захватывающие истории, но стоит появиться убийце, его кривлянье выводит Г из себя. Поэтому он предпочитает работать руками. Любимое его развлечение — мастерить мух. Сходства он не ищет. Напротив. Его может привести в восторг самая невероятная муха, крохотное мохнатое существо, отливающее всеми цветами радуги, которое нередко привлекает голавлей своим скандально вызывающим видом. Те косяками собираются полюбоваться диковинкой и, озадаченные, не спускают глаз с мохнатой грудки, не решаясь, однако, поддаться искушению. Разворот. Вода приходит в движение. Рыба уже далеко. Г понял. Нужно добавить красного или желтого, этот новый мазок наверняка вызовет в зарослях кувшинок негодующее волнение.

Обычно Г возвращается домой с наступлением сумерек. Смутное время, когда следует принимать себя таким, как есть. Примостившись на углу стола, он съедает кусок сыра или колбасы. Готовить? А зачем? Включив свет во всех комнатах, Г курит трубку. Он и доволен и недоволен. Ждет. Возможно, завтра, вернувшись в Париж, он обнаружит послание и снова соберет вещи. Потом его ожидает крупное вознаграждение, а пока надо все время оставаться начеку, каждая минута дорогого стоит. Словом, Г живет, как хищник. Существует время охоты и время переваривания пищи, время бодрствования и время тупого оцепенения. Зато теперь наступило время Ромула, который, немыслимо обогатив жизнь Г, смешал воедино все, из чего состояли дни волка-отца, уже не принадлежащего самому себе, ибо и зрение, и слух, и обоняние ежеминутно обращены к этому суматошному, непредсказуемому отпрыску.

— Ко мне, хулиган! К ноге. Если я говорю «к ноге», это не значит, что ты должен грызть мои пальцы!

Дрессировка длится обычно не долго: Ромул быстро усвоил, что стоит ему по-особому радостно тявкнуть, и всякой дисциплине конец. Схватив пса за щеки, Г притягивает его к себе и, почти касаясь собачьей морды лицом, просит: «Скажи еще что-нибудь… вот как сейчас… Знаешь, твой щенячий голос… А ты делай, как я».