Савенков начал читать, чертыхаясь по поводу старого ксерокса:
«Второй раз прошу тебя, друг. Пошуруй в той квартире. Пусть поймут, что не только я там был. Когда выйду, я все отплачу. То, что ты всегда хотел, твое будет…»
* * *
Записка была странная. Без конца и без начала.
Савенков сообразил, что это писано рукой Назарова. И что достали ее в Бутырке через «свои возможности». Потому, вероятно, она и не полная.
Не успел человек дописать…
А первой записки у них нет. Не перехватили!
Была бы, то Дибич и ее бы дал…
* * *
— Вот так, Савенков. Без этой записки — твоя правда! Убийца Горюновой и Вавилова, скорее всего, один человек. Значит это не Назаров! А с этой писулькой другой расклад. Журналист убил Горюнову и попросил дружка создать ему алиби. Тот влез в квартиру и случайно убил Вавилова. Складно?
— Это только одна из версий…
— Да, Савенков! Но она очень убедительная. И вполне достаточная, чтоб не выпускать Назарова. Согласен?
— Согласен. А Назаров что говорит?
— Молчит, журналист. Этот дурак Бухонин сразу ляпнул ему про записку и про второе убийство. А Назаров все сам сообразил. Второе убийство вполне мог совершить тот, кто первую записку получил. Значит теперь Назаров заказчик, наводчик и соучастник. Вот он и молчит.
— А адвокат?
— Тоже молчит. Молчит и улыбается. Черт его разберет, то ли он первую записку передал, то ли в глаза ее не видел. За это время из камеры Назарова трое на волю вышли. Мог кто-нибудь из охраны вынести…
* * *
Они замолчали, чувствуя, что дальнейший разговор бесполезен. Каждый знал, что можно спросить, но спрашивающий знал, что можно на это ответить.
Немного поговорили о семье, детях. И уже перед уходом Савенков опять зацепил дело Назарова:
— Странный следователь, этот ваш Бухонин! Он другие версии прорабатывает или нет? Почему он только в журналиста вцепился? Я же говорил, что бабки у подъезда в то утро видели племянника Горюновой. Его-то вы нашли?
— Ищем! Объявлять его в розыск нет оснований, а дома он не появляется.
— Понятно.
— Слушай, Савенков. Есть у меня парнишка, Корин Слава. Я лично просил его внимательно поработать по делу Горюновой. Правда, его сразу же на другое перебросили. Но кое-что он наковырял. Ты ему позвони. Вместе найдете этого племянника. У него еще фамилия какая-то хитрая…
— Уколов.
— Вот-вот. Мы его ищем, Игорь, а он где-нибудь на дно залег. Уколов укололся и упал на дно колодца…
* * *
В последние дни Дима Назаров часто вспоминал мудрую присказку: «Весь век учись».
Он многое знал в жизни, но здесь, в камере СИЗО начал учиться заново. Того, что нужно было здесь, он почти не знал…
Камера Назарова была довольно спокойной, «правильной хатой». Постояльцев с тюремным опытом здесь было меньше половины, но остальные непонятным образом тянулись к ним и быстро впитывали принятые в подобных местах правила. Они понимали, что, возможно, надолго попали в чужой монастырь и хотели жить по его законам.
Правда, здесь это называлось «жить по понятиям».
* * *
Назарова приятно удивило лишь одно. Матерятся здесь значительно меньше, чем на редакторских летучках.
Оно и понятно! Народ тут очень ранимый и нервный. Случайная «мать», вставленная в разговор для связки слов, могла стать причиной смертельной обиды. Новичок, который «без понятий», очень просто мог оказаться головой в параше.
Несложными для Назарова оказались и многие другие правила общежития. Нельзя, например, ронять хлеб или ложку. Нельзя плевать на пол. Нельзя, в конце концов, садиться на вмурованный в углу унитаз, когда кто-нибудь ест или пьет.
* * *
Уже вскоре Назаров увидел, как встречают в камере новичков. При этом он очень удивился, что ему удалось избежать целой серии незлых, но довольно болезненных «подлянок».
Так, одного из прибывших настойчиво заставляли подраться с нацарапанным на стене злым мужиком. Отказываться было нельзя! И парень остервенело лупил кулаками по шершавому бетону. Когда он в достаточной степени сбивал руки в кровь, ему под общий хохот объясняли, что всего-то надо было сказать: «А пусть тот, кто на стене, ударит первым».
Десятки подобных «шуток» составляли традиционную тюремную «прописку» и были одновременно развлечением для давно прошедших эту церемонию.
Трудности переносятся намного легче, когда видишь, что в данный момент кому-то еще хуже, еще больнее.
* * *
Назарову удалось избежать не только «прописки», но и «крестин». Попавший в тюрьму без клички вполне может быть «кинут на решетку». Его заставят орать в окно и просить соседние камеры «дать кликуху». При этом наверняка можно получить что-нибудь обидное или оскорбительное.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу