Александр Ольбик - Дублет из коллекции Бонвивана

Рощинский его окликнул:

- Молодой человек, можно вас на минутку?

Пуглов остановился.

- В чем проблема, старина? Я перед игрой не подаю и не одалживаю, плохая примета...

- Спасибо, пока не нуждаюсь, просто к тебе, Алик, есть один вопрос.

- А мы разве с вами знакомы? - Пуглов вытащил из кармана сигареты.

- Заочно - да, но дело не в этом. Я на сегодняшний вечер ищу помощника.

Пуглов прикурил.

- Честно говоря, у меня сегодня другие планы. А если не секрет, по какому делу нужен помощник?

- По мокрому, - Рощинский не считал нужным ходить кругом да около.

- Ага...Любопытно послушать, какую ахинею мне перед игрой придется выслушать. Только не тяните резину...

- Я уже все сказал: надо похоронить одного сыча. Сегодня ночью, а не то завтра всему кварталу придется надеть противогазы.

Пуглов сбил с сигареты пепел и внимательно оглядел странного собеседника.

- Я конечно, могу, послать тебя в одно место, но прежде послушаю, какие нынче тарифы на внеурочное, и, надо полагать, нелегальное погребение.

Переход на "ты" не обескуражил Толстяка.

- Тысяча долларов. Пятьсот до и пятьсот после.

- Мне лучше, если одну до и одну после церемонии, - Альфонс выстрели окурком по проезжающей мимо "хонде". - А как насчет подставы? Меня ведь могут менты взять за задницу как раз в тот момент, когда я того сыча буду опускать в братскую могилу. Какие можешь дать гарантии?

- Гарантия - ночной тариф. А о безопасности позаботься сам.

- Допустим, но кроме этого мне хотелось бы чуть больше знать о своем деловом партнере, - кивок в сторону Рощинского.

- Вот моя визитная карточка, - Рощинский снял шляпу и, задрав кверху голову, помахал шляпой звездному небу.-Кроме вечности, сынок, ничего больше в этом мире стоящего нет.

- Простудишься, старина, - сказал Пуглов. - Через кого ты на меня вышел?

- Предположим, через одну замечательную женщину, у которой такая же, как она, симпатичная дочь.

- Через Авдееву, что ли? Это уже в масть...Ладно, где этот жмурик находится?

- В десяти минутах хода отсюда. Кленовая два, за дощатым зеленым забором.

- Шагай, батя, домой, а я схожу переоденусь. Кстати, чей транспорт? Я без колес...

- Я тоже.

- Тогда нас будет двое. У моего корефана "опель" с большим багажником. Нет возражений?

На лице Рощинского появилась нерешительность.

- Мне, конечно, не хотелось бы иметь дело с целой похоронной командой, но, если ты в своем дружке уверен, что ж, какие тут могут быть возражения.

- Хор! Сейчас половина двенадцатого, думаю, в полночь мы будем у тебя. А кстати, много в доме народу?

- Я да мыши под полом. Постарайся, Алик, не задерживаться, у меня сегодня был сумасшедший день...

Рощинский возвращался домой пешком. Он шел и думал о превратностях жизни. Его грызли сомнения - не слишком ли рискует, доверяясь этому в общем-то незнакомому человеку?

Возвратившись в свой дом, он прошел в комнату и, сняв со стены обрез, отнес его на кухню и спрятал за газовым баллоном. Затем, сделав звонок Авдеевой, коротко дал ей понять о разговоре с Пугловым.

Без пяти двенадцать послышался шум подъезжающего автомобиля. Через окно Рощинский увидел, как свет от фар полощется в кустах сирени. Скинув с ног тапочки, он влез в грубые, без шнурков, башмаки и направился во двор.

За воротами горели два огненных глаза. Движок работал почти бесшумно. Хлопнули дверцы машины и через мгновения в калитке показалась широкоплечая фигура, в которой он не сразу распознал Пуглова. Альфонс сменил экипировку: теперь на нем была надета шапочка с большим козырьком, а плечи обтягивал старый брезентовый плащ с башлыком.

- Отворяй, старина, ворота, - негромко сказал Пуглов.

Когда "опель" подъехал к самому крыльцу, из него неспешно вылез почти не уступающий Пуглову в росте широкоплечий малый. Как с картинки, подумал Рощинский: чернобровый, черноусый, с аккуратной стрижкой, словно только что вышел из салона красоты.

- Это Игорь Ройтс, - представил Пуглов своего товарища.

Однако Рощинский не подал ему руки. Он смотрел парню в переносицу и, хотя двор освещался одной лампочкой над входной дверью, Рощинский разглядел в глазах Ройтса баранье спокойствие.

- Идемте, - Толстяк развернулся и направился в дом. - Осторожно, здесь узкая дверь, - и он первым пропустил в кладовку Пуглова.

Перед ними лежало изрядно потрепанное человеческое тело. Вместо головы - кокон газет. И как в насмешку, на выбившемся клочке газеты каждый из них мог прочитать крупный заголовок: "Ни дня без убийств".