Наталья Корнилова - Полет над бездной

– Честно говоря, те несколько дней, когда я этим занимался, оказались весьма плодотворными. А могли бы искать несколько месяцев или даже год. В Питере у меня мало связей и каналов по сравнению с тем, что имеется в Москве. Но все равно – повезло. Григорий, – обратился он к Вишневецкому, – вы знаете, мы можем решить ваши проблемы. Мы действительно хотим вам добра. А вот люди Платова – напротив. Да вы и сами догадывались, иначе не стали бы взрывать «Скрябин». И многого другого делать не стали бы.

– Где Епанчинцев? – глухо спросил Вишневецкий.

– Он умер.

– Умер?!

– Я полагаю, у него был инсульт, – ответил Родион Потапович. – Впрочем, у меня не было времени установить это точно. Экспертиза покажет. Это, думаю, действие вашей адской системы.

– Она не адская, – возвысил голос Вишневецкий, – никакая не адская! Она и создана для того, чтобы успокаивать, гладить нервы, дарить покой. Лекарство тоже убивает, если принять лошадиную дозу!

– А отчего произошел взрыв? – проговорил Родион. – Тот, который прозвучал уже после нашего выхода из нижнего зала? Ведь он был, мне не послышалось. Я не думаю, что у кого-то в «Бездне» был пластит и соответствующие намерения.

– В такой неадекватной обстановке о каких-либо намерениях рассуждать просто смешно, потому что вы создали настоящее психотропное оружие, Григорий, – сказала я. – Жуткая вещь, я сама едва удержалась от желания разрядить всю обойму автомата в эту толпу. А вот что касается причин взрыва… я не хотела говорить об этом, но мне кажется, что вы должны знать об этом лучше меня.

– Что ты имеешь в виду? – буркнул Вишневецкий.

– Я имею в виду, что такой серьезный и многоопытный специалист, как вы, Вишневецкий, не смогли бы выпустить в свет свое изобретение, высоко вами ценимое, не снабдив его системой самоуничтожения, срабатывающей в определенных критических случаях. Наверное, вы хорошо понимаете во взрывном деле, если смогли устроить такое на «Скрябине» и в «Бездне». Вы вообще… много что понимаете. И не стоит смотреть на меня так пристально… не так ли, Григорий?

Тот вытер тыльной стороной ладони пот со лба и, не сводя с меня холодно мерцающих глаз, проговорил:

– Система взрывается автоматически через три минуты после включения ее без введения кода. Ведь она была включена локтем, когда я падал. Это чертовские деньги, но нужна страховка. Тем более что деньги у меня есть.

– Татьяна Рудольфовна Анджеевич, не так ли? – произнес Родион.

– И это вы знаете… Ну что ж. Я расскажу вам.

– Тем более что мы можем вам помочь.

– Как?

– Вернуть базу данных в Россию, чтобы Платов не смог наладить выпуск и не охотился за вами.

– Тем более что база уже возвращена, – сказала я.

Вишневецкий от неожиданности подпрыгнул на стуле:

– Что?!

– Да-да. Я выкрала ее из барселонского дома Платова. Она лежит в ячейке камеры хранения Финляндского вокзала.

– Вы правду говорите?

– Зачем же мне врать?

– Быть может, быть может… Хорошо, – сказал тот. – Очевидно, полковник сказал, что я хочу продать систему и предать Платова и его компанию. Вам не приходилось слышать фамилию Селадес?

– Приходилось, – сказала я. – Это тот, которого застрелили.

– Да. Он хотел продать проект американцам. За огромные деньги. А меня собирался использовать в качестве чуть ли не посредника. И одновременно – прикрытия, если Платов узнает об этом плане. Он прокололся, и Платов заподозрил, что я в компании с Селадесом хочу кинуть его. Как раз подоспело испытание квадросистемы на «Скрябине», и Платов приставил ко мне Епанчинцева и Протасова. Селадес, как вы говорите, был убит. На американцев он вышел через какую-то крупную шишку тут, в России. Договорились о цене, обо всем. Я хотел избавиться от своего изобретения, которое причиняет мне одни несчастья, получить деньги и уехать за океан. В Штаты, в Бразилию или в Мексику. Жить спокойно. Нам обещали то ли два, то ли три миллиона долларов. Так говорил Селадес, а ему – его могущественный покровитель из России. Но полковник Платов узнал обо всем, и с этого момента я был обречен.

– И тогда вы пустили в ход даму с собачкой, – сказал Родион. – Вы позвонили ей, сказали, что, мол, все – край.

– Какая дама с собачкой? – спросила я. – Та, что во время взрыва на «Скрябине» баламутила народ?

– Ее зовут Татьяна Рудольфовна Анджеевич. Это моя мать и совладелица того самого клуба, в котором вы так скоропостижно устроили погром, господа, – сказал Вишневецкий. – А мужчина с мобильным телефоном – ее третий муж. Первым был мой отец, а вторым… кто бы вы думали?