Наталья Корнилова - Вся жизнь – игра

– Ах ты, сука! – прошипела та. – А ну отдай пушку, ты, шалава кривоногая!

– А вот это явно клевета, – мирно улыбаясь, ответила я. – Да, стреляете вы недурно. Захоти вы, Лена, убить Алексея Павловича, и киллера нанимать не нужно.

Я разглядывала мишень. Фотопортрет Маминова был аккуратно прострелен по нескольку раз в области сердца, переносицы, глаз, лба, шеи. Чрезвычайно много выстрелов было направлено в нижнюю часть его туловища, туда, где находятся мужские достоинства.

– Неплохо, – качнула головой я.

– Жалко, что это не он сам, – с неприкрытой ненавистью тихо выговорила Лена, медленно приближаясь ко мне, – а это не настоящий «ствол». Я бы из него… дуршлаг сделала.

– Успокойся, – произнесла я, – ты расстроилась, переволновалась, ну, выпила. Зачем же из-за ерунды делать трагедию?

– Да что ты знаешь, сука! – закричала Лена, кривя свой красивый, чувственный рот. – Да я его ненавижу! Да этот мудозвон вообще не мужик, а так – мешок с деньгами и дерьмом! Мы с ним за последние два года спали всего два раза, да и то носом к стенке!! Да если бы только не трахал, а то он… он смотрит на меня как на пустое место, ублюдок! Я себя уже женщиной и не чувствую, чтоб он сдох! Сделал из меня озабоченную неврастеничку, и ему на это срать с высокой колокольни. Завалил своими погаными бабками, хоть бы раз ударил кулаком по столу и сказал: нет, не получишь!! Да мне…

Она хотела сказать еще что-то, но запнулась и посмотрела на меня с сомнением и страхом, словно спрашивала: не успела ли она в запале гнева сказать что-нибудь губительно откровенное и смертельное – для себя?

– Я тебя убью, – тихо сказала она, подступая ко мне, – я вас всех ненавижу. Проклятая Россия!

– Ты говоришь, как иностранка, – произнесла я. – Разве Россия не твоя родина?

– Ты мне тут зубы не заговаривай! – прошипела Лена. – Нашлась мне тоже психоаналитик!

С этими словами она сделала в моем направлении движение, которое, быть может, ей самой показалось стремительным, выверенным и четким, но со стороны выглядело как неуклюжее нападение пьяной женщины. Естественно, через минуту Елена была крепко зафиксирована в моих руках, а ее собственные руки были заведены ей за спину и сжаты в мощный блок.

– Успокойся, ты! – резко выдохнула я. – Ну не понимаешь ты хорошего обращения, несмотря на все твое образование.

– Что это такое?! – вдруг прозвучал знакомый скрипучий голос, и Лена, вырвавшись у меня, отскочила к стене и вжалась в нее спиной. В ее глазах стоял растрепанный, трясущийся страх и ярость.

– Это что такое? – повторил Маминов.

Лена опустилась на пол и, глядя перед собой мутным взглядом, беззвучно заплакала. Маминов перевел взгляд с жены на валяющуюся на полу бутылку водки и сказал:

– Все ясно. Женское дерби. Дипломатический разговор по душам. А вы как тут оказались, Мария?

Я чуть повела плечами:

– Я искала вас. Дело в том, что мою комнату по какой-то непредвиденной случайности посетили девушка и двое молодых людей, и они устроили там интеллектуальне забавы для сексуальных меньшинств. Мне кажется, что это ваша сестра Марина. Я поймала у нее определенное сходство с вами. Внешнее, конечно. Судя по всему, обдолбаны они так, что меня даже не заметили.

– Понятно, – мрачно сказал Маминов. – У моей жены оказались расстроены нервы, а сестра и вовсе ведет развратный образ жизни.

Я промолчала. Хотя сказать мне, конечно, было что. Я чудом не попала в скверную историю. А если бы на моем месте оказалась женщина без навыков, пусть даже элементарных, самообороны? Ведь Елена могла бы и выстрелить, кто ее знает, с нервами у нее, как выяснилось, не все в порядке, а стреляет она здорово. И ведь недовольство мужем – дело одно, нервы нервами, сексуальная неудовлетворенность – ладно, но стоять среди ночи и стрелять в портрет своего мужа – это, как говорится, перебор!

– Они в вашей комнате? – переспросил Маминов. – Хал, иди сюда. Открой дверь.

Хал исполнил приказ своего шефа и, щелкнув выключателем, вошел в комнату. При этом он чуть не споткнулся, и было обо что: у самого входа в комнату на ковре валялся совершенно голый наркоман, его длинные волосы разметались по полу, восковое лицо застыло в жуткой гримасе, нос заострился, а на лбу выступили капли пота. Периодически он судорожно вдыхал и тут же с клекотом выпускал воздух из легких. На диване валялся второй. В его вене, в правой руке, и сейчас торчал шприц – очевидно, он вырубился, не успев извлечь его из руки.