Наталья Корнилова - Вся жизнь – игра

Я улыбнулась с неприкрытой иронией, да и было от чего: этот сдержанный, в своем роде тактичный человек демонстративно не выдерживал нейтрального тона в оценках жены.

Он еще что-то говорил, а потом прервал сам себя:

– Ладно, уже поздно. Хал, наверно, думает, что я вас тут трахаю. Только не обижайтесь. А что он еще может подумать, Мария? Завтра у нас насыщенный график, – сказал он, вставая с дивана. – Я решил снова занять место председателя правления банка, освободившееся после смерти Телемаха. Спокойной ночи.

Сообщив это, Маминов ушел, плотно прикрыв за собой дверь.

Я проворочалась до трех ночи. После посещения Хала и его шефа и речений последнего сон начисто отскочил, словно и его, как лоб Халмурзаева, ушибла я локтем. Сонливое, полудремотное состояние наконец дозрело до того, чтобы перейти в сон. Мешал какой-то шум за окном, как будто кто-то ругался в плотно закрытом помещении, но ругался так основательно, что звуки просачивались и доходили до моих ушей. Я повернулась на другой бок и через несколько минут наконец заснула, интуитивно осознав, что ничего таящего угрозу в этом назойливом шуме нет.

…Проснулась я от странных, протяжных стонов, то сникающих до сиплого дыхания, то нарастающих в звучании почти до крика, гулкого, напористого, однообразного. Я чуть приоткрыла глаза и по легкому, туманному, едва рассеивающему мрак свету убедилась, что кто-то включил ночник. Я пошевелилась. Звуки на миг прекратились, но лишь на несколько секунд, чтобы потом зазвучать с новой силой…

Я окончательно разлепила глаза и немного повернула на подушке голову, чтобы разглядеть, кто это меня тревожит среди ночи звуками, сильно смахивающими на стоны из дешевой порнухи. Я оказалась права.

На ковре – в отведенной мне комнате, черт побери! – сплелись два обнаженных тела. Торчала чья-то волосатая задница с татуировкой на копчике и левой ягодице, дергались две пары сплетенных смуглых ног, и на секунду в не до конца проснувшемся мозгу мелькнула абсурдная мысль, что это очередная проверка со стороны Хала и Маминова, но тут же я проснулась окончательно и поняла, что никакого отношения к хозяину дома эти двое не имеют. Парочка хрюкала и пыхтела так басовито, что я тотчас же поняла: передо мной двое мужчин.

– Черт побери, – пробормотала я и только тут заметила, что эти двое – не единственные, кто мешал мне спать. В кресле у противоположной стены белело еще одно тело, освещенное лишь слабыми отблесками ночника. Это была девушка, причем совершенно голая, и сидела она в максимально бесстыдной позе, одну ногу закинув на подлокотник кресла, вторую тоже отведя в сторону до упора. Ее голова была запрокинута назад, а правая рука с тонким золотым браслетом, ярко отсвечивающим в рассеянном свете ночника, находилась между ног, двигаясь пружинисто и плавно. С губ девушки периодически срывалось нежное бульканье, вплетаясь в басовитый мужской дуэт на ковре.

На полу у ног девушки валялся маленький одноразовый шприц-«инсулинка», точно такой же находился в стоящей на полу у входа в комнату пепельнице. Я некоторое время понаблюдала за троицей, немыслимым образом не замечающей меня.

Один из молодых людей вскоре оторвался от своего партнера и, чиркая своим фундаментальным, находящимся, как говорится, в состоянии стояния органом по ковру, пополз к девушке и уткнулся лицом ей между ног. Бесстыдность и нелепость ситуации была такая, что я даже не знала, что делать.

– Граждане, – решительно сказала я, швыряя плед на пол, – вы думаете, со стороны это выглядит забавно? Я такого даже в зоопарке не видела.

Реакция нулевая. Девушка, увлеченная своими ощущениями, даже не шелохнулась, а ее партнер просто физически не смог бы мне ответить, благо его язык был задействован на полную катушку. Лишь третий сделал какое-то колебательное движение головой, подобное тому, что встречается у рахитичных младенцев с непомерно большой черепной коробкой и шеей, похожей на стебелек цветка.

Поняв, что от обдолбанной наркотой и впавшей в сексуальный столбняк братии ответа ждать не приходится, я направилась к выходу, благо после «проверок» Хала и его шефа спала одетой.

– Вы, очевидно, Марина? – задала я вопрос, носивший определенно риторический характер. – Ну конечно! – поспешила определиться я с мнением. – А это, очевидно, ваши друзья?

И я вышла из комнаты с твердым намерением потребовать от Маминова немедленно вжиться в ситуацию и принять по этому поводу надлежащие меры.