Анна Малышева - Лучше бы я осталась старой девой

– Ты что?! – услышала она сиплый шепот и чуть не выронила ребенка. Фатиха вбежала в комнату, вырвала девочку, положила ее обратно в манеж и буквально вытащила Лену в коридор. Не отпуская ее руки, заглянула в комнату, где сидела Саида с сыном, что-то быстро проговорила, заставила Лену обуться, и они ушли.

Только на улице, отойдя от дома, Фатиха разжала руку, отпустила пальцы Лены.

– Ну что ты? – с состраданием проговорила Фатиха. – Пойдем! Надо платье купить для отвода глаз!

– Не пойду, – Лена смотрела на нее отсутствующим взглядом. – Что с ребенком?

– Это она?

– Почему она не проснулась? Как странно дышала… Фатиха, заберем ее! Саида отдаст, а не отдаст, отнимем! Они же ее убьют! Ну не будь зверем!

Фатиха кусала свои бескровные губы, потом быстро спросила:

– А твой сын?

Лена не отвечала.

– Твой собственный сын? – повторила та. – Хорошо, пойдем, заберем девочку. Я согласна. Мне все равно. Но ты мать! Подумай, что будет, если ты сбежишь с девочкой? Убьют твоего сына. Сразу убьют, и рассуждать не будут. Что молчишь? Пошли!

– Ты никогда не была матерью и никогда не будешь! – с ненавистью выпалила Лена. – Ты меня не поймешь!

Фатиха замерла, сощурилась, как от яркого солнца, и с минуту смотрела на нее. Потом пожала плечами, отвернулась, пошла прочь. Лена посмотрела на ее ссутуленные узкие плечи, которых никогда не касался любящий мужчина, и немедленно почувствовала раскаяние. «Мой глупый язык… – вяло подумала она. – Но что делать? Как уйти? Она же осталась там…»

Фатиха обернулась, безжизненным голосом спросила:

– Идешь?

Лена молча догнала ее. Уже в метро она повторила вопрос:

– Что с девочкой? Она ненормально выглядит.

– Они ее поят снотворным.

– Это вредно!

– Какая разница… – Фатиха не смотрела ей в глаза. – Ты сейчас опять скажешь, что я никогда не буду матерью, но придется тебе понять – совершенно все равно, что для нее вредно, а что нет. Они собираются ее убить.

– Это нельзя… – Лена задыхалась от волнения. – Нельзя допустить! Фатиха!

– Дай подумать.

– Прости меня… – шептала Лена, хватая ее за руку. – Я не хотела тебя обидеть. Но мы же все равно что соучастники убийства! Видели ее и не спасли, оставили там… Спокойно оставили!

– Спокойно… – проворчала Фатиха. – Молись, чтобы Саида не разболтала мужу.

– А что она видела?

– Ничего, сидела в комнате, резала мне пластырь. Потом я этот пластырь скатала на ноге и сказала, чтобы она мне дала другой, этот плохо клеится. Скажи спасибо, что у нее целый набор этих пластырей, разных видов. Пока мы возились, ты там нянчилась с ребенком… А мужу она может рассказать, что мы пришли и ты пропадала непонятно где минут пять, может, видела девочку.

– Пять минут? Так долго?

– Не меньше. Я уже с ума стала сходить. Ведь ты вроде бы пошла в туалет. Но Саида ничего не сказала. Мне не сказала, а мужу может сказать. Впрочем, не знаю. Она вообще-то не должна была нас в квартиру пускать, особенно тебя, но не умеет отказывать.

– Она ведь женщина, мать… – с глубоким убеждением произнесла Лена. – Она нас не выдаст.

– Вот именно – мать, – фыркнула Фатиха. – И за своего сыночка душу продаст. А уж нас с тобой тем более! Если решит, что опасно молчать – сразу расскажет мужу. Вот сейчас, наверное, рыдает и думает – не погубила ли сына тем, что приняла нас? Ведь это запрещено!

Лена вспомнила грязное платьице, изможденное личико девочки и поняла – Фатиха права. Та женщина ничего не сделает, чтобы им помочь. Напротив – если будет возможность выслужиться перед нужными людьми, – ради сына погубит чужого ребенка.

Девушки вышли на станции «ВДНХ». Фатиха объяснила это так – нужно принести чек оттуда, чтобы оправдать версию, которую она сплела Саиде. Чек из центрального магазина вызвал бы подозрения. Они быстро прошли по уличным магазинчикам, которые стояли вдоль павильонов, Фатиха выбрала платье, Лена даже не взглянула какое. Ей было не до того, хотелось плакать, истерические рыдания подступали к горлу. Когда они вернулись, она первым делом схватила на руки сына, обняла его и прижалась губами к его курчавой голове. Мальчик ответил удивленным взглядом.

Дети часто приходили играть в запретное место за проломленной оградой парка. Так это и называлось – «пойти в запретку». А запрещали здесь играть потому, что место было глухое, парк заброшенный, жилых домов рядом мало, кричи – не услышат. Но то, что играть в таком месте было страшно, только увеличивало интерес. Ходили всегда большой компанией – собирались человек по шесть-семь и до сумерек играли в «войну».