Анна Малышева - Зеркало смерти

О коробке тоже пришлось рассказать в подробностях. Наташа начинала уставать. Прежде она сердилась, что дело ведется небрежно, но нынешняя тщательность была еще тягостнее.

– Я думаю, что деньги украли давно, а коробку выбросили, – сказала она. – Красивая такая коробка, из-под датского печенья, с башней и озером. Я ее сразу узнаю. А тот, кто пришел воровать во второй раз, просто неудачник.

– Вам бы самой на мое место сесть, – неожиданно пошутил следователь. Это был еще не старый человек, с простым симпатичным лицом того типа, который всегда нравился Наташе. Она невольно улыбнулась:

– Куда мне! Мое дело – русский язык и литература. Просто я много думала об этом…

Ее поблагодарили, еще раз уточнили московский адрес и телефон, которые получили от Елены Юрьевны, и разрешили идти. Наташа встала и уже было совсем собралась в путь, как вдруг вспомнила о немаловажном деле.

– А дом я могу продать? – осведомилась она.

– Дом? Что? – удивился следователь. – А вы хотите продавать?

– Да, обстоятельства так сошлись…

На самом деле, она за последние дни поняла, что у нее самой никаких поводов продавать дом не было. Было горячее желание Елены Юрьевны, настойчивость Людмилы, расчеты мужа… Но ей самой в продаже дома не было никакой нужды.

– Просят продать, я и продаю.

– А кто просит? – невнимательно спросил следователь, снова вглядываясь в бумаги.

Наташа так же мимоходом назвала имя, но тут же об этом пожалела. Услышав, что дом желает купить Елена Юрьевна Дубинина, следователь встал на дыбы.

– Ваша соседка?!

И посыпались вопросы – что, когда, почем? Наташа сбивалась, но отвечала, и с ужасом понимала, что не должна бы отвечать… Однако сделать уже ничего не могла.

– Когда она заговорила об этом?

– Вскоре после похорон. На третий день.

– А раньше были такие разговоры?

– Нет, конечно. Там ведь жила моя сестра.

– И в какой форме она это предложила?

Наташа задыхалась. Она и сама уже чувствовала что-то неладное, но не могла себе этого объяснить.

– Она сказала, что все равно я тут жить не буду. Что мне деньги будут нужнее… И что если захочу продать, то чтобы первой продала ей.

– И сколько предложила?

У многих людей этот вопрос вызвал бы естественную скрытность. Настоящей суммы, за которую покупается и продается недвижимость, никто называть не хочет. Но Наташа сразу выпалила про двадцать пять тысяч.

– Это вас устраивает?

– Нет! Я хотела больше, по справедливости. Дом стоит больше, так зачем же мне терять деньги!

– Почему же вы согласились на эту сумму?

Наташа рассказала о Людмиле и об ее претензиях. Говорила она кратко, неприязненно, но следователь не перебивал, не переспрашивал и, казалось, все сразу понял.

– Она вас напугала, что потребует половину, и вы решили провернуть сделку втайне от нее?

– Да, верно.

– А Елена Юрьевна знала об этом?

– Конечно, да! – воскликнула Наташа. – Я сама ей сказала, и она сразу сообразила, что тут можно провернуть выгодное дело.

– А почему она решила, что вы не будете там жить?

– Ну… У меня в Москве все – работа, семья… Я не могу сюда переехать, значит, дом все равно будет стоять пустым.

– А что это она вдруг загорелась покупкой?

– Для сына, – поторопилась объяснить женщина. – Для…

И осеклась. Сын Елены Юрьевны до сих пор оставался для нее величиной абстрактной. Сын-шалопай, скоро женится, невеста уже беременна, хорошо, если молодая пара будет на глазах у стариков… Все выходило гладко и просто, ничто не вызывало вопросов. Но если сын – Дмитрий, тогда…

– Для него, – упавшим голосом закончила она. – Но я не знала тогда…

– Спасибо, идите. И вот еще что, – следователь поигрывал карандашом, глядя на Наташу с каким-то затаенным любопытством. – Пока ничего не продавайте.

Женщина вышла, с трудом отыскав дверь.

– Я не могу туда пойти одна, – твердила она, вертя в руках уродливую пепельницу. Тошнотворный запах перегорелого табака сводил ее с ума, но Наташа даже не морщилась. – А мне очень надо их увидеть и поговорить. Раньше могла, а теперь не могу. Я боюсь! Пожалуйста, помоги мне!

Подруга смотрела на нее с тяжелым недоумением, ничего не отвечая. Она присела на подоконник, настежь отворив раму, и пускала дым на улицу. Детей дома не было – старший занимался в школе, младший был в яслях. У Жени, их матери, как раз выдался обеденный перерыв.

– У меня тут больше никого нет, – убито продолжала Наташа, отодвигая пепельницу подальше. – Ты одна осталась.