Борис Рудаков - Камера смертника

Утро у разных людей начинается по-разному. Но вот парадокс! Несмотря на то что в нашей редакции работают очень разные люди, утро у всех начинается, как правило, одинаково. С кофейного автомата, установленного в холле.

– Боря зазнался! – послышался за спиной девичий голос, которому эхом стали вторить веселые смешки. – Боря у нас знаменитость!

Опять заноза Маринка собрала вокруг себя молодняк и достает всех, до кого дотянется. При общении с Маринкой – главным нашим специалистом по скандальной хронике светской жизни – лучше сразу принимать правила игры. Только так можно сохранить лицо. Наверняка сидит сейчас со стажерками и корректорами, прихлебывает свой любимый кофе без сахара и перемывает кости штатным и внештатным сотрудникам.

Сделав величественное лицо а-ля римский патриций, я с наигранным достоинством обернулся. Как и следовало ожидать, в эркере на мягком диване под разлапистыми листьями искусственной пальмы восседала Марина с двумя девицами-стажерами, одной внештатной «писалкой» на экономические темы и очкастой немолодой корректоршей, которая не состоялась как журналист еще лет десять назад.

– О-о! Самая юная и красивейшая часть нашего коллектива пребывает в утренней неге?

Девочки дружно хихикнули, а корректорша уткнулась носом в свою чашку. Я изобразил легкий изысканный поклон.

– Как утренний кофе, нимфы?

– Рудаков, – с загадочным видом сказала Марина, – ты, конечно, теперь человек великий…

– Величие духа, Мариночка, – перебил я девушку, – достигается путем угнетения плоти. Мой последний опус, если ты намекаешь на него, прошел в номер под фанфары только потому, что плоть свою, – тут я нежно погладил свое крутое плечо и напряженный бицепс, – я угнетал в течение двух недель. Неустанно! Можно сказать, и ночь не ел, и день не спал.

Весь разговор сейчас крутился вокруг моей последней заказной статьи, в которой я комментировал заседание внеочередного съезда союза «Чернобыль» России. Сами по себе вопросы, которые поднимались на этом съезде, были по большому счету дежурными. Это и подготовка к проведению мероприятий в связи с 25-летием катастрофы на Чернобыльской АЭС, и проблемы медицинского и жилищного обеспечения граждан, пострадавших вследствие радиационных аварий и катастроф, и заявление союза в связи с аварией на японской атомной электростанции «Фукусима-1». Подводились там и итоги конкурса союза «Чернобыль» России в области литературы и искусства «Патриотизм и верность долгу», были вручены дипломы его лауреатам и участникам. Но на меня накатило вдохновение, и я обрушился с таким анализом проблемы ветеранов, что статья получила очень горячий отклик даже в чиновничьих кабинетах.

– Великих, – развела Марина руками, пронеся чашку с кофе в опасной близости от головы корректорши, – начальство возит фейсом об тейбл с таким же успехом, что и простых смертных. Между прочим, Ревенко уже два раза о тебе спрашивал.

Етит твою мать, как же я забыл! Обещал зайти к Андрею ровно в девять, потому что он куда-то спешил и хотел переговорить со мной с утра… Сунув папку под мышку, я рванул в сторону кабинета главного редактора. Вслед мне стервозно хихикнули. В Москве особенно ломать голову, когда оправдываешься перед начальством, не нужно. Притча во языцех – пробки на дорогах! Правда, Андрей знает, что я езжу на метро, но можно соврать, что мы ночевали с Иркой у тещи. Врать не хотелось; но сознаваться, что я, раздолбай такой, в эйфории авторского успеха напрочь забыл начальническое распоряжение, мне не хотелось еще больше. Даже если начальник твой друг и однокурсник.

Приемная главного редактора Андрея Владимировича Ревенко была самым неприятным для меня местом во всей редакции. Наверное, у меня больное самолюбие, но манеры хамоватой и самоуверенной Юли – секретарши Андрея – я переносил с трудом. Даже если ты спишь со своим начальником, это не повод для того, чтобы ставить себя выше других сотрудников.

Вот и сейчас Юлька, нисколько не смущаясь и привычно поправляя бретельки своего лифчика, выразительно посмотрела на настенные часы и постучала кулаком по столу. Это означало, что она возмущена моим опозданием. Я же привычно мысленно послал ее на три буквы и открыл дверь кабинета.

– …ладно, давай я подъеду часикам к двум, – закручиваясь то вправо, то влево на своем кресле, говорил Андрей кому-то в телефонную трубку. – Я тоже тут, понимаешь, зашился с утра в делах… Ну, добро! До встречи.