Игорь Скорин - Ребята из УГРО

— Слышь, Дмитрич, седни не пришли. Давай-ка заберемся потихоньку на сопку да поглядим, нет ли где огоньку. Без костра ночевать-то не будут.

— Как же ты пойдешь?

— Ниче. Я тут знаю в полверсте чистую проплешину, вот по ней не торопясь и поднимемся. Оттуда должно далеко видать. Если костер жгут где, заметим. Сворачивай всю одежонку, а я разбужу Ивана. Сморило его. Как сказал ему, что ждать боле нечего, так враз и заснул.

Едва Александр открыл деревянную кобуру, чтобы вложить пистолет, как от незначительного щелчка сразу ожил солонец. Бросились врассыпную звери, и по удалявшемуся треску сучьев и кустарника можно было определить, что среди легких коз был кто-то и более крупный.

До восхода солнца просидели они, по очереди рассматривая в бинокль все окрестности, но нигде не заметили не только огня, но и отблеска притушенного костра. Утром была та же картина. Вернувшись на солонец, при дневном свете под руководством охотника уничтожили следы своего пребывания, затем вышли на дорогу и встретили участкового с лошадьми. Тот оказался догадливым и привез с заимки завтрак: вареную картошку в мундире, еще не успевшую остыть, пяток соленых огурцов и довольно солидный кусок сала.

Вторую ночь коротали в засаде у солонца, но бандиты так и не появились. Теперь Дорохов лежал вместе с охотником, слушал таежную ночь, ему хотелось поговорить, но он себя сдерживал. Ночью в тайге неосторожный звук может спугнуть не только зверя, но и охотника. В голову лезли, просто не давая покоя, мысли об отце. Больше месяца не было от него писем. Саша представлял себе фронт в сполохах огня, с трассами пулеметных и автоматных очередей и сырой окоп, отца в мокрых сапогах, озябшего, похудевшего, окруженного горсткой солдат. И ему самому стало зябко и тоскливо. Появилось раздражение: даже Туесок будет воевать, а он — Дорохов — гоняет тут людей, мотается по сопкам и допускает просчет за просчетом, и бандиты до сих пор на свободе… Туесок! Перед самой поездкой в Харауз приходила в уголовный розыск Тася и передала ему письмо от красноармейца Чипизубова. Лешка писал, что сбылась его мечта и он грызет военную науку в учебном полку и ждет не дождется, когда отправят на фронт, чтобы всем доказать, что он — Чипизубов — сможет драться с фашистами не хуже других…

Уже под утро, незадолго до рассвета, охотник предложил:

— Поспим маленько да опять на ту проплешинку подымемся. Может, по утрянке где их заметим. А днем ты хорошенько в Хараузе покопайся. Может, пока мы тут их караулили, они где на сеновале отсиживаются?

— Была такая мыслишка у меня, Мишаня. Была. Днем поеду, покопаюсь да поговорю по душам кое с кем. Но ведь и тут-то бросать все нельзя. Вдруг появится?

— В одночасье могут объявиться, — согласился охотник. — Особо если в Обор им подаваться надо али куда подале.

Но и утро прошло бесполезно. Спускаясь с сопки, чтобы встретить участкового с лошадьми, Мишаня заметил верхового, скакавшего из села. Он взял бинокль.

— Хлестко гонит конягу. Торопится. Видать, случилось что. Без винтовки. Никак, Степан? Что же он без оружия-то? Пожалуй, через полчаса, а то и помене здесь будет. — Охотник перевел бинокль в другую сторону. — А там и завтрак наш едет. Но, пошкандыбали вниз.

«Конечно, зря Простатину скакать сюда незачем, — подумал Дорохов. — Неужели в Хараузе опять беда стряслась?» Ему стали рисоваться картины одна страшнее другой: наткнулись на бандитов, они еще кого-то убили и опять ушли. Сколько же погибло? Один, два или больше? Почему упустили? Наверное, нужно было Степана оставить здесь, а самому отправиться в село. Может быть, он сумел бы избежать жертв, уберечь людей. Черт, как он медленно едет…

Простатин подскакал одновременно с участковым, спрыгнул с лошади, подошел молча.

— Все, Саша! Все. Взяли вчера возле пещеры на Чикойском тракте. Без выстрела.

— Обоих?

— Ну да. Знаешь, кто Лисина убил?

— Догадываюсь. Раньше говорить не хотел. Слепнев Юшка. Мы его тут на солонце ждали, а он проскочил. Кто второй?

— Тоже судимый и дезертир.

На следующий день в Петровск-Забайкальске Дорохов сидел в своем бывшем кабинете. Чуть в стороне у окна расположился Простатин, а у самой двери — Зиновьев, посредине комнаты на стуле застыл Слепнев. Сначала он молчал, потом стал ругаться, захлебываясь, глотая окончания слов, брызгая слюной от ярости.

— Гады вы все! Сволочи! Скажи спасибо, Простатин, что винтовку твоего начальника не успел пристрелять, а то бы не обвысил, вместо шапки в лоб пулю загнал. Все равно убегу и убивать вас буду, где только встречу, где только придется. Винтовка-то моя целехонькая осталась, и припас есть. На вас хватит. А ты, Дорохов, лучше не попадайся: встречу — задавлю.