Игорь Скорин - Ребята из УГРО

— Заедем на ближайший солонец. Хочу кое-что показать тебе да посоветоваться.

Гостев долго рассматривал березовый кол, потом, потихоньку ковыляя, обошел солонец и не мог скрыть удивления:

— Повезло тебе, Дмитрич, бандитскую похоронку сыскал. Видать, позапрошлую ночь кто-то из них здесь сидел. И, никак, крупного зверя ждал. Вот ума не приложу, кто бы это мог быть. Караульщик тот должен быть мне знакомый, раз ему солонец известный. Бывало ране, случаем забегали на этот солонец оборские, так там вроде и нет промеж промысловиков ни одного варнака. Юшка Слепнев тут пакостничал, так он, говорят, воюет.

— А что, Мишаня, если я где-нибудь тут поблизости ночку покараулю? Вдруг этот охотник снова появится?

— Дело говоришь, Дмитрич. Только одному нельзя. Да и одежонка на тебе не та. Ночью уже заморозки, лету давно конец, не высидишь. Вот чего: побежали-ка мы с тобой верши на заимку, да побыстрее. Чтоб до темна обернуться. Одежонкой запасемся. Участкового прихватим, он обратно коняг наших заберет. Зачем их мучить? Да и заржать лошадка со страха может. Думаю, охотник тот, чтобы следа своего зверю не показывать, должон с дороги к лабазу прийти. Вот мы возле самой тропочки и заляжем.

— Может, тебе не надо, Мишаня?

— Ты за меня, Дмитрич, не бойсь. Я ведь только наперегонки не могу, а руки у меня крепкие. Тут, как я понимаю, коли что, так руками орудовать придется. Хватит болтать, лезь в седло, да побежим.

Совсем недалеко от березы с помостом, за кустом возле малозаметной тропинки, Дорохов разостлал дождевик, кинул на него телогрейку, положил перед собой маузер, фонарь и накрылся козьей дохой. Серо-коричневый мех слился с землей, и любому, даже бывалому таежнику, в темноте могло показаться, что за кустом просто большая кочка. Мишаня с уполномоченным уголовного розыска Зиновьевым расположились в нескольких шагах напротив. Как ни старался Александр, но рассмотреть, где они улеглись, так и не смог. Ночь легла темная, без ветра, но зато и без заморозка. Где-то рядом перед самым носом у Саши прозвенел комар, потом еще один. Чуть в стороне за солонцом заблеял козел. «Бяв-бяв» — оглушительно прокатилось по тайге.

«Надо же, орет-то как, — подумал Саша. — Городской человек услышит ночью и не поверит, что у трусливого козла такой бас, скажет, не иначе как медведь». Дорохов знал, что козел чаще всего вопит со страху. Вот и сейчас пришел полакомиться солью, а от солонца людской дух. Подпрыгнул галопцем на месте да и рявкнул во все горло на всякий случай: вдруг испугаются те, что бродили тут, да бросятся бежать!

Гуран — как величают козла в Забайкалье — крикнул еще, ему отозвался в стороне второй, третий. Видно, тоже торопились за солью. Через некоторое время от ямы донеслось чавканье. Совсем низко пролетела какая-то крупная птица, ее не было видно, зато отчетливо слышался шелест маховых перьев. Под чьей-то тяжелой поступью громко треснул сучок, и Дорохов, взяв в левую руку фонарь, правой сжал пистолет, подтянул под себя колени, чтобы мгновенно вскочить, ждал. Треск повторился снова, но уже дальше. Зашелестели кусты, кто-то большой уходил от солонца.

Вскочить? Бежать следом? Но Мишаня-то лежит спокойно, он-то знает, кто там пошел, и не обратил внимания. Очевидно, зверь. Лось или изюбр. Но почему он брел со стороны дороги? А кто им может запретить бродить там, где захочется?

На солонце и впрямь собралась большая компания. Слышны были вздохи, довольное посапывание, прыжки. Ловко придумано с этим колом. На черной земле даже в самую темень отлично видно белый кол. Лежи потихоньку на лабазе, направь ружье на кол и жди. Если пришел козел, самый крупный, и стал напротив, то своей тушей он закроет только половину или две трети белизны. Нужен гуран — стреляй. Не нужен — жди другого зверя. Придет изюбр, то за ним весь белый столбик скроется. Скрылся — стреляй. Вот и вся охота.

Интересно, сколько же сейчас времени? Наверное, уже начало первого. По всем охотничьим правилам сейчас уже эти бандиты на солонец не придут. В такое время лезть на лабаз — только распугать всех. Может быть, уже следует собраться да уходить. Все равно торчать тут без толку.

За солонцом послышался крик, похожий на клекот, на тявканье собаки, на морду которой надет очень тесный намордник.

«Изюбр, — сообразил Александр. — И тоже обеспокоен людским духом».

Через час или полтора Мишаня встал. Слышно было, как он завозился со своей дохой. Медленно, совсем без шороха, подошел к Дорохову, присел рядом на здоровую ногу и шепотом заговорил: