Игорь Скорин - Ребята из УГРО

Радовались все бурно, весело. Пионеры в красных галстуках салютовали встречным военным, не стесняясь, просили показать новенькие ордена. Никто не знал, что это всего лишь малая война и совсем не за горами та, огромная, что своей тяжестью вот-вот обрушится на плечи всего народа…

Дорохов особенно радовался за отца, успевшего побывать со своим батальоном на Халхин-Голе. Он написал, что жив, здоров и все обстоит благополучно. В газетах, по радио рассказывалось о том, как доблестная Красная Армия вместе с монгольскими войсками разгромила шестую Квантунскую армию японских самураев.

Вместе с другими работниками уголовного розыска Саша выходил на вокзал встречать героев Халхин-Гола.

На привокзальной площади собралась масса народа. И когда пришел поезд и из мягкого вагона вышли командиры, люди их подхватили на руки и бережно понесли. Что говорили на митинге, Саша не слышал, так как стоял далеко, но зато сам, своими глазами видел щуплого парня, ничуть не старше его, Сашки, у которого на гимнастерке блестела настоящая Звезда Героя Советского Союза. Живой герой — и Саша видел его собственными глазами!

Но радостное состояние омрачила беда. Тяжело ранили Степу Колесова. Трое оставшихся практикантов — Нефедов, Боровик и Дорохов — собрались в кабинете у Фомина, и Нефедов — при нем все это произошло — стал рассказывать:

— Послал Картинский меня со Степой сегодня утром одного цыгана притащить в управление — Кольку Волбенко. Ему недавно восемнадцать исполнилось. Он у нас в уголовном розыске до этого раза три был. По делу рябого — того самого, помните? Так вот, этот Волбенко, от кого, мы так и не знаем, получал паспорта на лошадей и перепродавал их в шайку рябого. Но не самому, а кому-то из участников. С этими паспортами они и сбывали лошадей — в Черемхово, на Байкале. Волбенко мы могли бы взять, но Картинский захотел добраться до того, кто эти паспорта достает, вот и решил Волбенко не арестовывать.

Ну а сегодня утром Картинский говорит: «Идите разыщите Николая Волбенко. Поговорю с ним в последний раз. Может, все-таки одумается». Подошли мы к дому, Степан и говорит мне: «Я этого Волбенко прошлый раз упустил. Постучался в дверь, а он в окно — и только пятками засверкал. Теперь ты стучи в дверь, а я сзади, за дом зайду». Постучал. Мать Колькина стала расспрашивать, кто, да что, да зачем. А я вижу, Колька этот в окошко на меня глянул. Ну, думаю, дома, значит, не зря грязь месили. А дождь так и льет. Слышу, загремели крючки, засовы дверные. Только зашел в сенцы, а на улице выстрел, другой. Бросился я во двор, смотрю, Степа и Колька по грязи катаются. Волбенко хочет вырваться, а Степа обхватил его обеими руками, лежит под ним и не пускает. Скрутил я цыгана ремнем, а Степан подняться не может, просит: «Посмотри, что у меня с животом». Расстегнул я пальто, пиджак, а у него вся рубашка в крови. Схватил его — и в дом. Пуля ему в левый бок попала. Перетянул полотенцем. Соседа послал «скорую» вызвать. Врач говорит, плохо: крови много потерял. Но Степа даже не стонал. В больницу его отвезли. Мы с Картинским туда ездили. Сказали, что полостная операция и еще не закончили.

В первый раз ребята видели Нефедова таким растерянным.

— Цыган-то ушел? — не вытерпел Саша.

— Нет. Я же его хорошо связал… Позже под окном нашли мы ржавый смит-вессон, в нем один патрон остался. Колька говорит, выстрелил со страху, боялся, что арестуют.

— Где он, этот Волбенко? Пойду на него взгляну, — решил Боровик.

— Не пустят, — вздохнул Андрей. — Его сам Чертов вместе с прокурором допрашивают.

Только через неделю им разрешили навестить Колесова. В палате было еще два послеоперационных больных, и ребята сразу Степана не узнали. Он лежал на спине и при их появлении с трудом повернулся на правый бок. Изменился он страшно: нос заострился, глаза провалились, серая с желтизной кожа обтянула лоб и скулы. Увидев печальные лица практикантов, Степан виновато улыбнулся.

— Кажется, выкарабкаюсь. Вот только двух ребер будет недоставать. Видно, опять в учителя придется податься…

Медицинская сестра отобрала у ребят гостинцы и выпроводила из палаты. В больничном сквере они уселись на скамейку.

— Жаль Степу, — вздохнул Андрей. — Хирург говорит, если бы на три пальца выше попало, никто бы его не спас. Там знаете какая пуля была? Как на медведя — прямо жакан! И тоже свинцовая. Хорошо, хоть живой остался.

— Ребята, а что это Степан про учителей вспомнил? — спросил Боровик.