Надежда Зорина - Оборванные струны

Она неистово виляет хвостом, но продолжает рычать, не угрожающе, а требовательно.

— Ну ладно, пойдем.

Мы выходим из подъезда. Нора обегает двор по периметру, возвращается на дорожку, нюхает асфальт, поднимает голову — нюхает воздух, смотрит на меня, снова к чему-то принюхивается — и вдруг, издав торжествующий вопль, устремляется прочь со двора.

— Нора! — отчаянно зову я ее. — Вернись… Ко мне! — вспоминаю собачью команду.

Нора останавливается в отдалении, оборачивается, издает лай, перебирает лапами, но, не дождавшись, пока я к ней подойду, снова срывается с места.

Никаких команд она больше не слушается, мы несемся по улице, перебегаем дорогу на красный свет светофора, заворачиваем за угол и устремляемся дальше. Я не понимаю, почему она от меня убегает. Ужасная гонка. Асфальт мокрый и скользкий — недавно, видимо, прошел дождь. В конце концов я поскальзываюсь и растягиваюсь во весь рост. Собака, взвизгнув, кидается ко мне. Лижет лицо, проникновенно смотрит в глаза, но, стоит мне только подняться, опять уносится вперед. Но теперь она бежит не так быстро, все время оглядывается, чтобы убедиться, поспеваю ли я за ней. Мне приходит в голову невероятная мысль. Замедляю ход, специально чтобы проверить — Нора останавливается, дожидаясь меня, я иду быстрее — она тоже ускоряется. Так мы доходим до очередного поворота. Нора пробегает вперед, а я заворачиваю, прячусь за углом и смотрю, что она станет делать? Находит меня, призывно лает и всем своим видом показывает, что я ошиблась. Да, все именно так: она не убегает от меня, а куда-то ведет. Мне становится не по себе, словно сейчас раскроется какая-то страшная тайна. Не знаю, хочу ли ее узнать. Не знаю, не знаю. Скорее нет. Но Нора бежит вперед, а я боюсь ее потерять.

И вот мы оказываемся в каком-то дворе, не успеваю понять, знаком он мне или нет, потому что она уже стоит у двери подъезда и скребет лапой дверь. Домофона нет, мы свободно проникаем внутрь, поднимаемся на второй этаж — собака впереди, я за ней. У квартиры тридцать пять она садится и оглядывается на меня. Это здесь. Я не знаю, как поступить: позвонить или уйти? Теперь я могу легко взять ее за ошейник, поймать, увести… И не узнать, что там, за этой дверью. Да хочу ли я знать?

Не хочу! Наклоняюсь к собаке, протягиваю руку, чтобы взять за ошейник, но она, разгадав мой замысел, отскакивает, поднимается на задние лапы, передними с силой толкает дверь — дверь открывается. Нора вбегает в квартиру. От меня уже больше ничего не зависит, делаю глубокий вдох и тоже вхожу. В прихожей горит свет. Прихожая мне знакома. Обои под дерево, красновато-коричневый шкаф для одежды с зеркалом, на полу светло-бежевое ковровое покрытие — очень непрактичное, считал мой муж, но все не хватало то денег, то времени, чтобы его заменить. Собаки нигде не видно, собаки, вероятно, и не было. Дверь в большую комнату распахнута настежь — вхожу в эту дверь. Осматриваюсь, осматриваюсь, до головокружения, до дурноты, люстра — наша, под хрусталь — начинает раскачиваться. Осматриваюсь: ковер (там, у телевизора, пятно от марганцовки, отсюда не видно, но оно наверняка есть), стенка устаревшего образца (одна ручка сломана и склеена, совершенно незаметно, но пользоваться ею нельзя), диван (пружина неисправна, когда приезжают гости и нужно его разложить, можно прижать палец), на открытой полке шкафа вазочка с незабудками (край отбит, так не видно, потому что мы всегда поворачивали ее другим боком, но я знаю, отбит), а там, за этой дверью, спальня, где кровать с резной спинкой… Осматриваюсь до обморока и не замечаю главного — женщины, сидящей в углу в кресле, и действительно чуть не теряю сознания от ужаса, когда вдруг слышу голос, знакомый голос, я его уже слышала:

— Опаздываете!.. Ах, простите, кажется, я вас напугала.

Я смотрю на нее, она в шутку грозит мне пальцем, показывает на часы:

— Я жду уже сорок минут.

У ног ее свернулась собака.

Наплевав на все дорожные законы и правила, на предельной скорости Андрей гнал к офису. Подрезал, обгонял, вел себя как последний хам, торопясь к Ольге. Из ее истерических восклицаний: «Это ужас какой-то! Это так странно и страшно!» — он понял только, что она испугана до крайности. Ольга всегда производила впечатление уравновешенного и вполне разумного, рассудительного человека (перепалки с Денисом не в счет, это уже дела сердечные), и если уж до такой степени испугалась, то, значит, есть серьезные причины. Он представлял, как Оля сидит одна в пустом офисе, некому ее успокоить, поднести такой необходимый, хоть и в большинстве случаев абсолютно бесполезный, стакан воды, выслушать, утешить, и гнал, гнал вперед. В голове навязчивым мотивом звучала фраза: не опоздать бы, не опоздать! Куда опоздать, почему опоздать, Андрей не знал, но ужасно досадовал, что ехать быстрее не может, проклинал светофоры, поносил невероятное скопище машин и их бездельников-владельцев, создающих то и дело пробки.