Надежда Зорина - Оборванные струны

— Да, тебя всегда раздражал этот скрип, — проговорил он совсем близко. — Но ты почему-то упрямо садилась на эту кушетку. Особенно когда была в расстроенных чувствах.

— Я забыла, как тебя зовут, — плывущим голосом проговорила я, покачиваясь, чтобы не прекращался скрип.

Он тяжело, со всхлипом вздохнул и сел рядом — кушетка тяжело, со всхлипом вздохнула.

— Я понимаю, что все это самое настоящее безумие, — то, что мы делаем, абсолютно безумно. Не знаю, зачем это тебе… Конечно, у тебя есть какая-то цель. Но я… Бутафория! Разве я не вижу, разве не понимаю?! Но пусть будет так. Я пьян со вчерашнего дня. Когда увидел тебя в баре… Чадно, угарно пьян. Почему ты так долго не отвечала? Я звонил, звонил. Пил и звонил. Видишь ли, — он осторожно взял мою руку, повернул ладонью кверху, словно собирался гадать, — я очень, очень любил и, когда… когда все это случилось, думал, что не смогу… Я молил, я просил Его, только на одну минуту, только увидеть, дотронуться — ну а там пусть… Мне казалось, так будет легче. Ведь это совершенно непереносимо, когда навсегда, когда никогда… А мне даже сны о тебе не снились. Я никому о тебе не рассказывал. Но это ведь невозможно! А потом… Я почти излечился, а ты вдруг и появилась. Зачем ты теперь появилась? Это ужасно жестоко! Я же вижу: чужое лицо, я же не сумасшедший, хоть и поддался безумию.

— Чужое лицо. Не говори так! Я и сама совершенно запуталась и ничего не понимаю. Даже твоего имени вспомнить не могу… — Я перехватила его руку и поднесла к лицу, вдохнула запах, коснулась губами — наивная, невероятно дружеская, любимая рука! — А руку помню.

Он вдруг резко от меня отпрянул, выдернул руку, вскочил с кушетки.

— Прекрати! Зачем ты пришла? Зачем ты меня мучаешь? Я не виноват! Я… совсем не виноват! Я не хотел…

— Его убивать? — разозлившись, выкрикнула я. — Мы это сделали вместе. Одна бы я не решилась.

— Да нет же! Я говорил, что это плохо кончится, а ты… — Он болезненно сморщился. — А она… — Он посмотрел мимо меня блуждающим взглядом — представил себя в какой-нибудь роли, как я перед зеркалом?

— Как тебя зовут? — попыталась отрезвить его простым вопросом, на который он почему-то упорно не желал отвечать.

— Вениамин, — машинально произнес он, а на меня так и не посмотрел, все блуждал и блуждал где-то взглядом. — Я не виноват, хоть, конечно, все это время винил себя. Ужасно хочется выпить!

— Я вообще-то…

— У меня есть ананасовый сок. И мороженое! Видишь ли, — он наконец посмотрел на меня, — я понимал, что все это какое-то невозможное безумие, но все равно сходил в магазин. Помнишь, как тогда? Я сделал коктейль из сока, водки и мороженого. Помнишь? Тебе понравилось… мы потом часто пили у меня такой коктейль.

Вениамин — как странно произносить его имя, оно совсем-совсем не вызывает никаких воспоминаний, смогу ли так звать его вслух?

Он протянул к моему лицу руку и тихонько потрогал.

— Пусть все это только игра или сон, но давай притворимся, давай доиграем. Говорят, повторением ситуации можно вылечиться. Не уходи, я быстро вернусь. Прости, если я тебя обидел.

Он вышел, медленно, сломленной какой-то походкой, то и дело оглядываясь на меня, будто боялся, что сбегу. Я переместилась поближе к стене, оперлась о нее спиной, закрыла глаза. На кухне загремела посуда, зашумела вода, а я пошла, поскрипывая, покачиваясь, под звуки вальса, к новой, неизведанной цели. Разбился кувшин, вода растеклась по полу. Лужа красиво и опасно ощетинилась осколками стекла. Ты не сделаешь. Ты не должна!.. Но не дошла, Вениамин вернулся из кухни с двумя высокими стаканами — мутная жидкость, покрытая белой снежной шапкой мороженого. Чужой безумный человек, с совершенно неподходящим для него именем. Или для меня неподходящим? «Ве-ни-а-мин, — проговорила я про себя, — Вениамин», — перекатила во рту этот безвкусный леденец; выплюнуть или дождаться: а вдруг середина окажется лучше? Ве-ни-а-мин. Я люблю этого человека? Я его когда-то любила? С этим посторонним, чужим человеком я задумала убийство?

— Почему разбился кувшин? — спросила я тоном прокурора.

— Кувшин? — Он пожал плечами. — Какой кувшин?

— Стеклянный кувшин, вода растеклась по полу, он разбился на кухне.

Вениамин горько усмехнулся, помотал головой:

— Не было никакого кувшина, ты что-то спутала.

Стоит и торжественно держит стаканы, как бокалы шампанского, а на лице скорбь и растерянность. Ударить снизу ладонью? Этого он никак от меня не ожидает. Ударить, разбить все вдребезги и уйти?