Надежда Зорина - Непойманный дождь

Удостоверение показать он не успел. Резкая боль пронзила запястье левой руки, что-то с металлическим грохотом упало, что-то над ухом взревело, очки слетели от внезапного удара по лицу, и фраза о том, что пора ему наконец представиться, так и осталась неоконченной. Дверца машины грохнула, оглушив его новым оскорблением — Ефим, спасенный им в ночи пешеход, сбежал. Сумасшедший какой-то! Он ведь хотел парню помочь, он ведь только хотел показать ему удостоверение частного детектива и предложить свои услуги. А тот вдруг словно взбесился.

Андрей потер ушибленный нос, нашарил очки, оглядел их — слава богу, не разбились! Выглянул из машины — темнота, ни черта не видно! Этот сумасшедший сбежал, наверняка в парк, там его не найти, ну и ладно. В конце концов, он ему не нянька, он не сиделка при душевнобольном. Хотя, конечно, так оставлять его тоже плохо… Парень вполне может попасть в новую ловушку своего нездорового воображения.

Андрей вышел из машины, крикнул в глубину парка:

— Эй, Ефим! Ты где?

Никакого ответа, тишина. Ему представилось, что Ефим бредет сейчас по темному парку, в ужасе шарахаясь от каждого шороха, от каждой призрачной тени. Да он действительно сейчас уязвим для любого грабителя, для скандально настроенной шпаны.

Но с чего он вдруг взбесился? Тихо-мирно разговаривали, все было нормально, Ефим вполне доверительно рассказывал о своих невероятных приключениях (скорее всего, порожденных больной фантазией), а тут… Что-то его, видимо, напугало. Но что? Он хотел показать Ефиму удостоверение и начал фразу о том, что пора представиться, что он, Андрей Никитин, частный детектив, может помочь разрешить… Все было хорошо, пока дело не дошло до этой фразы. Все было хорошо, пока… И что-то с грохотом упало на пол, когда Ефим ударил его по запястью левой руки… Черт! Вот идиот! Он, Андрей, клинический идиот! Пистолет, все дело в нем! Он держал пистолет, в левой руке держал, потому что… Потому что пистолет все время мешал, пока он искал удостоверение в бардачке, неудобно перегнувшись через Ефима, и он вытащил его, переложил в левую руку, и тогда удостоверение сразу нашлось. Ну конечно, все дело в этом! Ефим и не заметил протянутого удостоверения, он увидел пистолет. Вполне законная, вполне естественная реакция. Если у тебя в одной руке пистолет, а в другой — да что угодно: букет роз, воздушный шарик, чек на миллион долларов, то человек увидит только пистолет и ничего больше, на другую, мирную или даже дарующую руку он попросту не обратит внимания.

Андрей нагнулся, на ощупь нашел пистолет, поднял его с пола, плюнул в сердцах — вот ведь дурак! — и положил в бардачок. Расстроился он ужасно: хотел помочь человеку и только напугал его еще сильнее, может быть, спровоцировал даже болезненный припадок, и сделать теперь ничего нельзя. Хотя… Сегодня нельзя, а завтра он попытается разыскать этого безумного курьера Ефима Долинина, обзвонит все почты и найдет. Если, конечно, с тем ничего больше не случится за сегодняшнюю ночь, если он благополучно пройдет парк, если без приключений доберется до дому, а завтра выйдет на работу на свою почту. Сумасшедший курьер, бывший программист Ефим Долинин.

Немного успокоившись, Андрей поехал домой. А когда затормозил у родного подъезда, увидел в своих окнах свет (шел уже второй час, но Настя его ждала и не ложилась), история с Ефимом показалась просто забавным приключением, продолжения которого не последует: не станет он завтра его искать. Смеясь над собой, что ввязался в такую дурацкую историю, он поднялся на свой этаж, открыл ключом дверь, чтобы не разбудить звонком Сашеньку (их бессонный ребенок реагировал на малейший звук), нежно поздоровался с Настей (безмолвные объятия, на цыпочках поцелуи — тише, тише, еле его уложила), умылся с дороги (душ отложил на потом, когда наговорятся, когда трехдневная командировка окончательно уйдет в прошлое) и, бесшумно прокравшись на кухню, плотно закрыв дверь, уже без предосторожностей, не боясь потревожить чуткий сон сына, отдался безудержному веселью и радости. Он чуть не сбил Настю с ног, с размаху обняв ее, он мешал ей разогревать ужин, дурашливо ласкаясь. Он соорудил смешной бутерброд (половинка луковицы, положенная на хлеб, приправленный горчицей) и мужественно съел его на глазах у Насти, а потом запил рюмкой клубничного ликера, провозгласив тост за свое возвращение. Когда они наконец сели ужинать, рассказал ей о своих приключениях, изображая в лицах испуганного, сумасшедшего Ефима и себя, незадачливого спасителя.