Оксана Обухова - Садовник для дьявола

– А это зависит от того, что вы имеете в виду.

Несколько секунд затяжного полета прошли в полнейшей тишине.

Тут либо пан, либо пропал. Второго случая может не представиться: не сумеешь заинтересовать, к тебе будут относиться как к затупившемуся садовничьему инвентарю – бездумному приложению к огородному культиватору.

Кузнецов аккуратно поставил чашку на блюдце, вытянул губы…

– Нуте-с, нуте-с, молодой человек, что вы имеете нам сказать? – проговорил с одесскими интонациями, скосил глаза на примолкшую жену…

– С технической стороны сад в безупречном состоянии, – серьезно произнес Денис. – Если же вас интересует мое мнение относительно планировки…

Павел Алексеевич более откровенно посмотрел на жену, насмешливо сморщил нос…

Ананьев ступил на чужую территорию. Мой прежний садовник был очень послушен. Катарина выдержала насмешливый взгляд – душа Ананьева подпрыгивала теннисным мячом, застревала в ребрах, как в туго натянутой сетке, – усмехнулась и положила острый подбородок на ладонь, поставленной на локоть руки.

Почему-то промолчала.

– Так что же вас не устраивает в нашей планировке? – обернулся к садовнику Павел Алексеевич. В его голосе все так же слышалась насмешка, только непонятно по чьему адресу.

– Каменная горка-водопад и дорожка к нему расположены не совсем правильно. Вечерние тени, падающие от елей за забором соседей, режут перспективу на дольки. Если повернуть водопад и дорожку немного левее, тени, напротив, придадут ансамблю глубину.

Кузнецов откинулся на спинку лавки, внимательно посмотрел на садовника:

– Вы совершенно правы, Денис. На сколько бы вы предложили развернуть водопад?

– На двадцать пять – тридцать градусов. В идеале – двадцать восемь.

Павел Алексеевич перекрутился всем корпусом, повернулся к жене:

– Катенька вряд ли согласится что-либо менять…

Жена вскинула голову, мотнула шевелюрой…

– Снова грязь разводить, – певуче продолжил архитектор, – газоны ворошить…

– Я все сделаю быстро! – горячо вступил садовник. – Дня за три, за четыре!

Супруги молча смотрели в глаза друг другу; «теннисный мяч» плотно застрял в «сетке», вибрирующей от удара…

Катарина внезапно фыркнула:

– Пожалуй, мальчики, вы меня рано в ретроградки записали. Денис, что вы собираетесь делать?

– Никакой грязи я разводить не намерен, – быстро, пока хозяйка не передумала, заговорил Ананьев. – Водопад можно почти не трогать, развернуть чисто зрительно…

– Разумно, – перебил Кузнецов и встал с лавки. – Желаю успехов. Приятно было познакомиться, Денис.

Эта скупая похвала не давала Ананьеву уснуть до самого утра.

То был аванс.

Через неделю, когда работа по переустройству водопада и дорожки была закончена, Павел Алексеевич подошел к Ананьеву.

– Денис, – сказал, подвигав взад-вперед губами. – Через несколько недель у меня освобождается место в отделе ландшафтного проектирования. Вы не хотели бы поработать вместе со мной? Будет интересно…

Ананьев чуть не взвился в воздух, как терьер, ловящий зубами пластмассовую тарелку.

Поймал! Поймал свой ШАНСИЩЕ!!

– Я готов, с радостью, – ответил скромно.

– Тогда вернемся к этому разговору через три недели.

Ананьев был готов удрать из этого сада уже сегодня. В ту же минуту. Скатать поливочный шланг и пешком отправиться в Москву до крыльца перед дверью студии Кузнецова. Сидеть там эти три недели и жить подаяниями для голубей и кошек.

К своему ужасу молодой садовник начинал понимать, что он влюбился.

Профессор Савельев не выносил плавающих в какао молочных пенок.

Не любил всяческих быстрорастворимых новомодностей. Вадим Арнольдович предпочитал «Золотой ярлык» от фабрики «Красный Октябрь» и в этом был консервативен.

Софья Тихоновна, потакая капризам мужа, варила какао по старинке – в эмалированной кастрюльке, процеживая, остужая, следя, чтобы наивреднейшие пенки не попадали в кружку…

Молоко обещало скоро убежать. Белая пена скапливалась вдоль стенок кастрюльки…

Трубка телефона, лежащая на кухонной тумбе, зазвенела в момент, когда Софья Тихоновна уже держала над кастрюлькой полную ложку коричневого порошка.

Вздрогнула. И порошок частично просыпался на плиту.

Схватила телефон и, зажимая его между плечом и ухом, размешивая в молоке то, что осталось после рассыпания, сказала:

– Слушаю! – выключила конфорку и добавила более сердечно: – Алло.