Елена Михалкова - Котов обижать не рекомендуется

– Черт, он задохнется! – Виктор спрыгнул со сцены и бросился к нему.

За сценой что-то рухнуло со страшным грохотом. Стрельников замер.

– Дьявол, это еще что?!

– Я посмотрю! – скуластый парень юркнул вслед за девушкой и смылся, прежде чем его успели остановить.

– А где Роза Карловна? – вслед ему проорал режиссер. – Чтоб через минуту все были здесь!

Помощник наконец выплюнул таблетку и рухнул в кресло, прижимая руку к горлу. Виктор наклонился к нему.

– Саша, ты как?

– Да что ему сделается! – с невыразимым презрением бросила Анна Васильевна. – Он же лицедействует. Комедиант!

– Фурия! – прохрипел бородач.

– Ничтожество!

– Друзья мои! – ужаснулся Серафимович.

Лера расхохоталась в голос, развернулась и нарочито неторопливо пошла по проходу.

Поравнявшись со Светой, она шепнула заговорщически:

– На этом репетицию можно считать законченной. На вашем месте я бы подождала еще пять минут – и уезжала отсюда.

– Как это? – растерялась Света. – А моя съемка?

– У-у, съемка! Если наша звезда разошлась, ее не остановить. Поверьте моему опыту! Можете смело отправляться домой.

Света посмотрела на действующих лиц драмы. Виктор в чем-то негромко убеждал помощника, тот откашливался и хрипел. Стрельникова застыла, как статуя скорби, образ которой портила лишь фальшивая сигарета в руке. Петр Иванович зачем-то поправлял сползший шарф на манекене.

– Я, пожалуй, подожду немного, – решила она. И добавила без особой убежденности: – Вдруг рассосется…

Лера пожала плечами:

– Дело ваше, но я бы на это не рассчитывала. Сейчас они устроят следствие, потребуют у вас фотографии…

– Зачем?

– Ну как зачем… Вдруг вы случайно засняли, кто тот гад и моральный урод, что надругался над Генри!

Света прижала к себе камеру, как ребенка.

– Ничего я не снимала. Я была…

«Я была как дохлая лиса», – чуть не сказала она.

Лера пожала плечами:

– Мое дело – предупредить.

Кивнула на прощанье Дрозду и быстро ушла.

Помреж, прижимая руку к сердцу, поднялся и охнул.

– Вить, я пойду… Полежу там у себя.

Шаркая, как древний старик, он скрылся за сценой. В зале остались только Стрельникова, ее брат, Петр Иванович – и Света с Дроздом.

Виктор запрокинул голову и посмотрел на сестру снизу вверх.

– Теперь твоя душенька довольна? – громко спросил он. – Всех разогнала! Зачем тебе это потребовалось?

– Жалкие шуты, – не оборачиваясь, медленно проговорила Стрельникова. – Ни один из них не имеет и сотой доли его таланта! И они смеют кощунствовать! Смеют измываться над ним!

Она вытянула руку, унизанную кольцами, в сторону манекена.

– Да ты сошла с ума! – крикнул Виктор. – Что ты мне показываешь?! Ты сама-то видишь? Это кукла, Аня! Реквизит!

Женщина порывисто обернулась, и глаза ее сверкнули нехорошим огнем.

– Ты что, ослеп от своего самодовольства? Витя, что тебе застит глаза? Почему ты перестал отличаться от юных дебилов и дур, не понимающих, что такого страшного случилось. Не делай удивленное лицо! Ты прекрасно знаешь, что это не просто реквизит. И тот, кто придумал эту мерзость, тоже отлично знал об этом!

– С чего ты взяла?!

– Потому что все знают! Все говорят об этом. Наш театр наполнен этими гадкими шепотками сверху донизу. Один ты ничего не слышишь!

– И не желаю слышать. – В голосе Виктора зазвучала сталь. – Ты сорвала репетицию, подорвала мой авторитет, а все из-за твоей привычки сладострастно копаться в прошлом.

– Нет, Витя! Это из-за того, что кто-то хотел причинить мне боль. Он бросил курить тогда, помнишь? А потом снова начал. Эта сигарета – намек, отвратительный намек! Попытка уколоть меня и одновременно посмеяться над его памятью. Это сделал тот, кто ненавидит меня и Олега!

Первый раз в зале прозвучало имя Рыбакова.

Оно произвело странное воздействие. Анна, словно испугавшись своих слов, зажала рот рукой. Виктор широко раздул ноздри, и на лбу его выступили жилы. Он пытался овладеть собой, и не сразу, но ему это удалось.

– Может быть, – вкрадчиво начал он, – ты доведешь свою мысль до логического конца? Ты всегда была убеждена в том, что я ненавижу его. Сколько я ни пытался переубедить тебя, ты ничего не хотела слушать. А я боялся лишь одного – что он вобьет тебе в голову свои идиотские идеи и ты бросишь театр. Так что же ты, продолжай! Роль прокурора тебе удается с блеском. Скажи, что это моих рук дело! Ну же!

И он указал на манекен.

– Ты про сигарету, или про его смерть? – шевельнула губами Стрельникова. Света едва расслышала, что она сказала.