Андрей Троицкий - Братство выживших

Бессловесный Девяткин раскрыл портфель, положил перед Серафимой Алексеевной тонкую стопку документов, но женщина даже не прикоснулась к бумагам. Зато Петя встал с дивана, вчитался в текст.

– Так вот, ваш муж предложил мне эту сделку, – продолжил Тимонин. – Он получает в руки компанию и делает, так сказать, жест доброй воли – отступается от моей жены. Я, признаться, был в растерянности, даже готов был согласиться на это дикое предложение. Но потом заподозрил обман. Казакевич получит все, но я не верну жену. Короче, я сказал «нет». На следующий день моя супруга улетела за границу. За ней последовал ваш муж.

– Бывший муж, – поправила Серафима Алексеевна.

– Он подделал мою подпись и перевел за границу крупные денежные суммы. – Тимонин снова повернулся к Девяткину: – Покажите банковские документы.

Девяткин выложил на стол новые бумажки. Петя, уткнувшись в копии банковских проводок, долго водил носом по строчкам.

– Ни фига себе, какой подлец, – наконец сказал он. – Я всегда тебе говорил, что твой муж сексуальный маньяк и вообще сволочь первосортная.

– Замолчи, – прошептала Серафима Алексеевна.

– Не замолчу! – крикнул Петя. – Твой бывший муж сидел на мешках с деньгами. Тратил их на свои удовольствия, завел себе целый гарем… А тебя заставлял на службу таскаться, вкалывать за мизерную зарплату. Гнида он. Давить таких надо. Я всегда тебе говорил, я тебя предупреждал, что так все и кончится. Предупреждал…

Тимонин решил вставить слово.

– Действительно, теперь вы можете не работать ради денег. Вы, Серафима Алексеевна, после разрыва с мужем стали весьма состоятельным человеком.

Серафима Алексеевна робко заглянула в глаза Тимонина.

– Мне очень жаль, что все так сложилось. А может… Может, все к лучшему. Оказывается, вы очень добрый чуткий человек.

– Возможно, – Тимонин впервые позволил себе улыбку. – Но никому об этом не говорите. Доброта у нас не в почете.

В начале девятого гости покинули дом покойного Казакевича, спустились вниз и сели в машину. Петя из окна наблюдал, как от подъезда отъезжает роскошный темный «Линкольн».

– Вот бы тебе такого мужа, как этот Тимонин, – повернулся он к сестре. – Это наш человек. С большой золотой буквы мужик.

Тимонин и Девяткин развалились на заднем сиденье «Линкольна». Но дорога впереди была не столь долгой, чтобы вдоволь насладиться комфортом новенькой иномарки.

– На Казанский вокзал, – скомандовал Тимонин водителю.

Он открыл миниатюрный бар-холодильник, закрепил стаканы в держателях. Себе налил минеральной воды, а Девяткину щедро плеснул коньяку. Первый тост был за дружбу, второй – за приятную дорогу. Тимонин не успел наполнить стаканы по третьему разу, когда в кармане зазвонил мобильный телефон.

– Слушаю, – он узнал голос Бокова. – А, это ты, Саша! Как там на Кипре? Сломанный нос не болит? Покажись там докторам… Жарко, говоришь? А у нас прохладно. Ты вот что, отбей Серафиме Алексеевне еще одну телеграмму. Последнюю. Что-нибудь в таком духе: воспоминания о тебе я пронесу через годы. И от себя что-нибудь добавь в том же романтическом ключе. А то последняя телеграмма получилась слишком сухой. Затем отправляйся в банк с моей доверенностью и переведи все деньги обратно в Москву. Лады? Тогда действуй. Девяткин тебе кланяется. И вот еще что: твоя жена сегодня утром родила. У тебя наследник весом три восемьсот. Придумывай имя, а я куплю подгузники. Поздравляю. – Тимонин дал отбой и положил трубку в карман.

– Между прочим, красивая женщина эта Сима, – заметил Девяткин. – Я бы на твоем месте ей заинтересовался. А возможно, и женился.

– У тебя на все случаи жизни один и тот же совет, – загадочно усмехнулся Тимонин. – Сам женись. Да, мой компаньон прятал свою жену от людей. Я видел-то Серафиму один-единственный раз на каком-то приеме. Но дай мне время. Возможно, у нас с ней что-то и склеится, чем черт не шутит.

На вокзале играл духовой оркестр. На соседней платформе встречали из стройотряда смену студентов. Тимонин проводил Девяткина до вагона. Постояли на платформе, выкурив по сигарете. Небо нахмурилось, стал накрапывать мелкий дождь. Духовой оркестр закончил выступление, музыканты, спеша, зачехляли инструменты, прятались от дождя. По вокзалу объявили, что поезд отправляется через минуту. Вспыхнул зеленый огонек семафора.

Тимонин бросил окурок, шагнул вперед, порывисто обнял Девяткина за плечи.

– Может, все-таки останешься? Я сделаю для тебя…