Даниэль Виктор - Седьмой выстрел

Рузвельт как будто закончил, однако же добавил:

— Голдсборо стрелял в Филлипса в парке Грамерси. А я ведь родился неподалёку, на Восточной Двадцатой улице. Я неплохо знаю округу и помню все эти особняки.

Бывший президент задумался, словно вернувшись в прежние времена, но тут Беверидж сказал ему, что в понедельник мы собираемся побывать в Сенате, и Рузвельт вновь оживился.

— Хоть я и думаю, что вы с мистером Холмсом заблуждаетесь, доктор Уотсон, разве могу я ему не помочь? Позвольте мне поспособствовать. Бев сумеет отворить для вас двери Капитолия, а моё имя — хоть я и покинул Вашингтон — откроет вам доступ в те накуренные комнаты, о которых так любят писать наши репортёры.

Он шагнул к письменному столу, вытащил из верхнего ящика лист бумаги и вынул перо из самой эффектной чернильницы, какую я когда-либо видел. Казалось, её сделали из носорожьего копыта (позднее Беверидж подтвердил, что так оно и есть), материала, подумал я, настолько редкого, что даже те журналисты, о которых говорил Рузвельт, не смогли бы выдумать такую подробность. Президент написал записку, размашисто поставил свою подпись и вручил бумагу мне.

— В Вашингтоне она сослужит вам хорошую службу, доктор. Но в Нью-Йорке я бы на вашем месте поостерёгся. Думаю, по опыту работы со Скотленд-Ярдом вы знаете, что полиция не слишком расположена к тем, кто пытается опровергнуть её выводы. Ну, вы понимаете.

Подавив отрыжку, Теодор Рузвельт поднялся на ноги, давая понять, что наша беседа подошла к завершению. Сверкнув стёклами пенсне, он сменил тон и фыркнул:

— Не могу дождаться, когда вы напишете рассказ об этом деле, доктор Уотсон. Очень хочется узнать, как вы выведете меня.

Протянув мне горячую, мягкую ладонь, Рузвельт опять стиснул зубы.

— Прощайте, — сказал он и проводил нас до двери.

Я был так взволнован визитом в Сагамор-Хилл, что мог и не заметить смутно знакомую фигуру человека, садящегося вместе с нами на поезд в Ойстер-Бэе, но в последний момент мне в глаза бросился бородатый мужчина в строгом тёмном костюме, выделявшийся на фоне более свободно одетых жителей Коув-Нек. Он сел в поезд через два вагона от нашего. Я был почти убеждён, что это тот самый бородач, которого я видел в парке днём раньше. Такое совпадение не могло быть случайным. Но что всё это значило? Для чего за нами с Бевериджем следят?

Незнакомец, казалось прикладывавший все усилия, чтобы остаться незамеченным, последовал за нами и на паром до Манхэттена. Стоя на противоположном конце судна у поручня, он продолжал бросать на нас быстрые взгляды из-за газеты, так что даже Беверидж ощутил на себе его настойчивое внимание. Чем дольше я смотрел на непрошеного попутчика, тем более знакомым он мне казался. Я начал понимать, что эта загадка мне по зубам.

— Послушайте, доктор, — прошептал Беверидж, — видите того бородатого типа? Он как будто следит за нами?

— Не волнуйтесь, сенатор, — ответил я уверенным тоном. — Мой добрый друг Шерлок Холмс, как дитя, обожает примерять разные маски и грим, перед тем как подключиться к расследованию. У него настоящий дар лицедейства. Не обращайте внимания на этого незнакомца.

Поскольку Холмса ждали в Нью-Йорке нескоро, я особенно восхищался собственной прозорливостью; к тому времени, когда Роллинз, ожидавший нас на причале, повёз меня назад в гостиницу, я пришёл в отменное расположение духа. Мой пыл не охладила даже подозрительная задержка в пути (одна из шин напоролась на гвоздь). Разумеется, когда мы выехали с пристани, я оглянулся, чтобы проверить, следят ли за нами по-прежнему, но в свете множества фар не смог ничего разобрать. Возможно, мне следовало быть начеку, но я слишком возгордился собой, сумевшим разгадать хитрость старинного друга. Вспоминая, как бессердечно он обманывал меня двадцать лет назад, прежде чем вернулся к нам в обличье старика-книгопродавца, пока весь мир считал, что он сгинул в Рейхенбахском водопаде, я всегда страшно сердился, и во мне вспыхивало желание больше не поддаваться на его бесконечные розыгрыши.

Однако, войдя в отель, я напрасно осматривался кругом. Я даже несколько раз прошёлся по огромному вестибюлю, чтобы выяснить, здесь ли уже бородач. Не заметив никаких следов его присутствия, я собирался войти в лифт, но меня догнал какой-то юноша в гостиничной ливрее:

— Доктор Уотсон! Доктор Уотсон! Записка для доктора Уотсона!

Я тотчас обернулся и в этот миг мельком увидал бородача, быстро прошмыгнувшего мимо кадок с пальмами в «Павлинью аллею». Конечно, я должен был насторожиться, но нечто очень знакомое в его фигуре усыпило мою бдительность. В другом случае я пожалел бы, что мой револьвер остался наверху в чемодане, но я слишком радовался своей проницательности. Высокий рост, проворство, внешность, изменённая с помощью накладной бороды. И это в отсутствие сыщика-консультанта. На этот раз не проведёте, мистер Шерлок Холмс.