Мария Брикер - Венок кентавра

Объяснить это матери Юли, конечно, было невозможно. Она ничего не хотела слышать, угрожала мне судом и даже физической расправой. Я предложила ей вариант, который должен был устроить всех.

– Аборт, – заключила Зотова.

Василиса кивнула:

– В этом случае все осталось бы как прежде. Юля продолжила бы обучение в балетной школе. Я, как и раньше, помогала бы ей добиться высоких результатов. Но Юля наотрез отказалась, и, самое удивительное, мать Дербеневой приняла ее сторону! Тогда уже я взбесилась всерьез, исключила Дербеневу из школы и жестко дала понять, что обратно не приму ни при каких обстоятельствах. Вот, собственно, и все. Больше я с матерью Юли не общалась. Представьте мое удивление, когда я спустя полтора года получила от нее сообщение. Я решила, что мать Юли хочет свою девочку обратно в школу пристроить. Разозлилась, но решила встретиться с ней, поговорить. Как вы знаете, я торопилась на встречу с Варламовым, поэтому перезвонила по номеру, с которого пришло сообщение, хотела встречу перенести на другое время. Телефон был выключен. От вас до назначенного места ехать было недалеко, и я решила заскочить по пути в ресторан, где меня ждал Иван Аркадьевич. Приехала по указанному адресу. Дверь была открыта. Я вошла, увидела труп какого-то алкаша, перепугалась и уехала. Конечно, я сразу поняла, что меня подставили, и сделал это человек, который хорошо осведомлен о моих делах. Я попросила Якова Сергеевича выяснить, кому принадлежит номер, с которого мне прислали эсэмэс. Бурмистров по своим каналам узнал, что телефон принадлежит некоему Петру Земцову. У вас в кабинете я поняла, что Петр Земцов и убитый – одно лицо. Я могу только предположить, что эсэмэс мне отправил убийца с телефона этого несчастного слесаря, когда он уже был мертв, или попросил Земцова набрать эс-эмэс перед тем, как убил.

– Когда Земцов был мертв, – уточнила Зотова. – Слесаря убили сразу, как только преступник вошел в квартиру.

– Кошмар, – простонала Берн. – Кто этот человек?

– Случайный свидетель одной из «шуток» убийцы. Земцов просто оказался не в том месте, не в то время.

– Теперь вы мне верите, что я вам сказала правду, что понятия не имею, кто это? Я видела этого человека в тот день в первый и последний раз в жизни. Да и то – мертвого. Одного не пойму, при чем здесь Дербенева и ее мать? Убийство Вероники как-то связно с моей бывшей воспитанницей Юлей Дербеневой?

– Вы разве не знали, что Дербенева умерла?

– Умерла? – растерянно переспросила Василиса.

– Год назад, в родах.

– Господи… – Берн перекрестилась. – Господи, какой ужас! Я не знала…

– Вам мать Дербеневой не звонила? Не сообщала?

– Я же сказала – нет. Наверное, ей стыдно было, что не послушала меня и дочку угробила.

– Тем не менее мы полагаем, что Шутник мстит вам за смерть Дербеневой. Он считает вас виноватой. Спектакля не будет, Василиса Андреевна! Идите, пожалуйста, в зал и постарайтесь вести себя как обычно. А мы в свою очередь сделаем все возможное, чтобы с вашей девочкой не случилось беды.

Василиса кивнула и направилась к двери. Обернулась:

– Но за что? Да, я была резка с Юлей, но ведь и меня можно понять! Она мало того что испортила репутацию моей школы, она меня лично подвела. Я потратила на эту девочку несколько лет свой жизни. Возилась с ней больше, чем с собственным ребенком. Я все ей отдала! Если бы Юля меня послушала и сделала аборт, то сейчас была бы жива и танцевала на сцене! За что теперь меня так жестоко наказывать?

– К сожалению, я не могу ответить на ваш вопрос. У убийцы своя логика. Почему вы солгали Дербешу, что Юля сделала аборт и больше знать его не хочет? – спросила Зотова. – Чтобы она не стала препятствием в реализации вашего коммерческого проекта под названием «Юлиан Дербеш»?

– Чтобы девочка Юля не стала препятствием в моей сумасшедшей любви к неизвестному брянскому художнику Юре Колесниченко. Я влюбилась в этого недоноска Дербеша! Поэтому ставку на него сделала и раскрутила эту сволочь неблагодарную. Но Дербешу нужна была только Юля, он не оценил ни моей жертвы, ни моей помощи, – с ненавистью сказала Василиса и выскользнула за дверь.

– Как у них тут все запущено, у балетных, – вздохнул Жданов и оживился, заметив подкатившую к парадному входу машину. – А вот и молодые. Входят в дом. Раздеваются. Идут в парадный зал. Батюшки, все в белом. – Жданов посмотрел на часы: – Без четверти двенадцать. Скоро будем смотреть самоубийство.

– Прекрати комментировать то, что видишь. Раздражает! Я не слепая. И паясничать прекрати. Сходи лучше подушку безопасности проверь, не привлекая к себе внимания. По дороге к ребятам загляни, скажи, что, как только я дам команду, берем Дербеша. Что-то мне неспокойно. Не будет никакого самоубийства, Андрей! Будет убийство, вот только непонятно, чье.