Наталья Солнцева - Полуденный демон

«На войне я убивал врагов…»

«Эти двое – не друзья тебе!»

Патрон был прав. Сообщники Исленьеву попались случайные и все чаще роптали, недовольные своим положением. Им хотелось бросить опасный промысел и махнуть на морское побережье… тратить деньги, целовать женщин, пить вино, предаваться приятной лени.

Европа вступила в эпоху роскоши. Дамы сбросили корсеты, укоротили юбки и волосы. Они курили сигареты с длинными мундштуками, носили прозрачные шелковые чулки, маленькие шляпки и часики с бриллиантами. Мода стала смелой, экстравагантной. В людях проснулась тяга к путешествиям. Океанские лайнеры украшали, словно царские дворцы. Богатство безумствовало, бедность молчала.

«Тебе лучше действовать в одиночку, – обронил Вацлав. – Попробуй. Ты оценишь мой совет».

Исленьев прислушался к патрону. И не пожалел. Он отпустил своих сообщников на все четыре стороны и ощутил себя свободным и полным сил. Теперь у них – свой путь, а у него – свой.

Не то чтобы Исленьеву не хватало денег. Его увлекала трудность задачи. Он любил поломать голову и придумать хитрую комбинацию, которая принесет удачу. Корысть отступила, на смену обогащению пришла иная страсть.

Если бы Исленьева спросили, зачем он совершает ограбления, ответ был бы прост. Это развлекает его. У него появилась вредная привычка. Кто-то не может отказаться от табака или абсента, кто-то от рулетки… а он не способен жить пресно, обыденно. Чувство опасности, риск возбуждают его гораздо сильнее, чем секс. Впрочем, сексу он тоже отдает должное.

Сделав круг, мысли Исленьева – или Росси, как он именовал себя, – вернулись к Клод. Таинственная и неуловимая, словно лунный свет, она обманывала его даже во сне.

– Ты обещала мне удачу, – вслух вымолвил он, как будто Клод могла услышать его.

«Я напомнила тебе о цене… – прошептала она. – Ложись спать, милый! Черная Луна вступает в силу этой ночью…»

Москва. Наше время

Морозов не мог отказать Тоне в очередной встрече. Она сильно изменилась. Он смотрел на нее сквозь призму воспоминаний о первой любви, и этот взгляд отзывался в его душе тоскливой болью.

Это была совсем не та юная, гибкая и свежая синеглазая девушка, которая сводила его с ума, с которой он познал первые любовные радости. Напротив него сидела отяжелевшая, стареющая матрона с крашенными в рыжий цвет волосами и отекшим лицом. Не верилось, что когда-то у него захватывало дыхание и замирало сердце от прикосновения к ее руке и по телу пробегал электрический разряд.

А потом… бытовые неурядицы, безденежье и ссоры выхолостили трепетное романтическое чувство. Двое безумно, как им казалось, влюбленных разошлись на долгие двадцать девять лет.

Морозов женился, а Кравцова так и осталась одна. Он почти забыл о ней, а она не напоминала о себе. Скрыла рождение ребенка.

– Неужели ты не нашла достойного человека? – удивился он, когда услышал ее короткую исповедь.

– Лучше тебя? Нет… А ты как? Любишь свою жену?

– Леру? Люблю, – вырвалось у Николая Степановича раньше, чем он успел подумать.

Он тут же засомневался в своих словах. Ведь с Лерой у него не было той сладости, того неистовства, которые делила с ним Тоня.

– Тебя не узнать, – улыбнулся он.

– Постарела? Жизнь у меня не сахар, – без обиды кивнула она. – Одна дочку поднимала. Да и работа не из легких. Я ведь повар. Целый день в пару, в чаду, среди раскаленных плит и духовок, кипятка, неподъемных кастрюль. А куда деваться-то? Дочку кормить надо было, одевать, учить…

– Почему ты молчала? Я бы помог деньгами.

– Я вычеркнула тебя из своей жизни, Коля. Прости… – смутилась Кравцова. – Говорят, гордость – смертный грех. Наверное, так и есть. Грешна я перед Богом, вот он меня и наказывает.

Их первое после разлуки свидание в кафе «Попугай» прошло как в угаре. Говорили только о Марианне, о том, как помочь ей выпутаться из ужасного положения.

«Я боюсь, что ее…»

«Посадят? – с ужасом вымолвил Морозов то, что не решалась произнести Антонида Витальевна. – Успокойся. Я уже принял меры. Я не допущу, чтобы моя… наша дочь оказалась в тюрьме. Ни в коем случае!»

«Как мне хочется тебе верить…»

В ее словах проскользнул намек: один раз, мол, ты уже обманул. Хоть во второй не подведи.

Краска бросилась в лицо Морозову. Он отвел глаза и отрывисто вымолвил:

«Я ничего тебе не обещал, Тоня!»

«Кроме любви. Помнишь свои клятвы? Помнишь, как мы целовались в темноте комнаты, а за стеной готовились к зачету студенты? Как скрипела кровать, а ты уверял меня, что никто ничего не слышит?..»