Георгий Ланской - Джайв с манекеном

С того момента, как мы покинули территорию владений Левиных, Змей вел себя идеально, словно вдруг на какой-то момент терминатор уступил место человеку. Мы поужинали в каком-то ресторанчике с живой музыкой, и он даже пригласил меня танцевать. А музыканты как на грех заиграли танго, знакомое, любимое, с щемящей мелодией. Певица на неплохом французском пыталась подражать оригиналу, но получалось так себе. Не хватало голоса и фактуры. Мы топтались на площадке недолго, а потом поехали домой.

Вечер прошел относительно спокойно. Змей был невероятно молчалив, поглядывал на меня исподлобья и всюду ходил хвостиком, не оставляя ни на минуту в одиночестве. Молчание, давившее на нервы, было настолько напряженным, что между нами, казалось, проскакивали искры.

Поздно вечером, когда я сидела на кухне, не зная, чего ждать от сегодняшней ночи, он вышел туда же, голый по пояс и принялся заваривать чай. Мне показалось, что он избегает моего взгляда и не знает, как начать разговор. За стеной, на экране телевизора снова показывают старую комедию о чудаке, который улетел в Ленинград.

– Где заварка? – спросил Змей.

– В шкафу.

– Я смотрел, там нет.

– Слева.

Он нашел пачку пакетированного чай с бергамотом и налил себе в большую керамическую кружку. Потом, подумав пару минут, достал еще одну кружку и налил чаю мне. Горьковатый запах ударил мне в ноздри.

– Завтра я поеду с тобой в аэропорт, – заявил он. Я не ответила, демонстративно игнорируя его слова. – Я поеду с тобой.

Он повторяет эти слова с нажимом, как приказ, и тогда я поднимаю взгляд.

Его глаза, как две свинцовые пули, раскалившиеся от вспышки пороха, и я не знаю, чего он хочет больше всего на свете: ударить меня или поцеловать. Кружка с чаем выскальзывает из моей руки и летит на пол, расколовшись на четыре куска. Чай заливает пол, образовав некрасивую дымящуюся лужу.

Отставив свою кружку, Змей делает шаг ко мне, но я уклоняюсь и ухожу. Мне все равно, где он будет спать, и почти все равно, что он со мной хочет сделать. В глубине души я знаю: что бы ни произошло между нами сейчас, это в последний раз. Новогодние каникулы кончились, и все должно вернуться на свои места.

Змей вошел в комнату. Я разделась у него на глазах, небрежно, отстраненно, представив, что за спиной – целый зрительный зал, а я героиня очередной мелодрамы. Экранная Наденька затянула тоскливую песню женщины, которой нравится, что ее возлюбленный не любит ее. Змей молчал, глядя, как я стаскиваю свитер и джинсы, как бросаю их на пол. А я думала о том, что никогда не захочу называть его по имени. Экранное мельтешение действовало на нервы. Я нажала на кнопку, и комната погрузилась во мрак. Пусть так. В темноте можно представить все, что угодно.

Я почувствовала его приближение. Потом откинулось одеяло, и под него скользнуло большое, горячее тело. Он обнял меня, прижав к груди, вот только я была совсем не настроена на сантименты. Делай что хочешь, и оставь в покое. Завтра будет совсем другой день.

Самолет Кристофа прилетал в полдень. И, несмотря на то, что мы выехали загодя, все равно опоздали, застряв в пробке. Когда мы припарковались на стоянеу Шереметьево, Кристоф уже стоял на улице, припорошенный снегом, в нелепой вязаной ушанке. Его псы сидели в машине, а Бакс зябко трясся, поджимая лапы. После относительно теплой Франции московские морозы были для него убийственными. Путешествие явно не пошло ему на пользу. Пес нервничал и старался прижаться поближе к единственному близкому человеку.

– Кристоф! – крикнула я, выбираясь из машины. Бакс, услышав мой голос, напрягся и принялся высматривать меня в толпе. Учуяв хозяйку, пес завизжал и рванулся так, что круглый, как мячик француз полетел за ним, скользя по обледеневшему асфальту словно сноубордист.

Собака сбила меня с ног. Его горячий язык с трудом просунулся сквозь ремни намордника, но этого хватило, чтобы мгновенно слизать с лица косметику. Бакс не давал подняться и казалось, что на данный момент нет никого счастливее его.

Змей наблюдал за происходящим снисходительно и не помог мне встать, понимая, что это бесполезно. Я поднимаюсь на четвереньки, и Бакс снова свалил меня на бок.

– О, боже, Бакс, прекрати! – кричит Кристоф по-французски, но пес слишком занят мной и не слышал. Я хохотала, отбиваясь от тяжелого литого тела, с огромным трудом встала на ноги, отряхивая снег.

– Прости, я не должен был… – сконфуженно бормочет Кристоф. – Добрый день, месье…