Диана Бош - Нечисть, или Тайна старинной шкатулки

— Спасибо за комплимент, Лидия Яковлевна. Мне бы с вашим Николаем поговорить. Фамилию его подскажете?

— Иванников. На четвертом этаже живет, квартира точно как у меня расположена.

Есия взяла печенье и, откусив, пожалела об этом. Корицы Лидия Яковлевна не пожалела, но именно корицу в выпечке Есия не любила больше всего. Другое дело с птицей: там корица придавала мясу пикантность.

— Лидия Яковлевна, может быть, вы слышали разговоры какие-нибудь? К примеру, должен был кому-то Олег Крайнев или обидел сильно кого?

— Ничего такого не знаю. Парень как парень.

— А как можете охарактеризовать Олега, каким он человеком был?

— Всегда здоровался. Улыбался. Никогда мрачный не пройдет. И я ему в ответ тоже всегда улыбалась. А больше-то я о нем и не знаю ничего.

— Жил Олег с кем?

— С женой. У них двухкомнатная квартира.

— Своя или снимают?

— Своя. Бабушка Лены, жены Олега, все внучке оставила. Тамара Макаровна, царствие ей небесное, святая женщина была. — Лидия Яковлевна смахнула с левой щеки слезу. — Дружили мы с ней. Она часто ко мне в гости заходила да успехами детей хвасталась. Хорошая семья у нее была. Старшая дочка отличное образование получила, замуж за дипломата вышла. И младшей, Лене, тоже прочили хорошую карьеру, девочка способная была. В институт поступила играючи, а потом вдруг взяла да и бросила учебу. И за Олега замуж вышла.

— Не нравился он родне жены?

— Недолюбливали они его. Если бы не Тамара Макаровна, им бы долго еще на квартиру копить пришлось. Месяца за два до смерти Тамарочка квартиру на Леночку переписала и к себе молодых жить взяла.

— Давно умерла ваша соседка?

— Года два назад, в июле. Да, точно, тогда еще жуткая жара была и леса горели. Тамары когда не стало, все очень переживали. Лена плакала и говорила, что с похоронами нужно поторопиться, потому что невозможно по такой жаре долго в квартире тело держать. Запах, дескать, пойдет. И вот представляете, только Леночка с Олегом забрали тело Макаровны из морга, как сразу полил сильный дождь и резко похолодало…

— Не знаете, Лена Крайнева сейчас дома? У вас лифт не работает, а подниматься на десятый этаж пешком очень не хочется.

— Дома она, дома. Видела я, как Лена из магазина шла, из «Пятерочки», что рядом. — Она на мгновение задумалась, а потом с сомнением произнесла: — Может, и выходила потом куда из дому, да я не заметила…

— Спасибо, Лидия Яковлевна. Если позволите, я к вам еще попозже зайду. Возможно, возникнут вопросы. Вот моя визитка. Пожалуйста, если что-то вспомните, позвоните мне.

— Конечно, дочка, — радостно закивала старушка, — обязательно приходи. Я всегда буду рада.

Есия вышла в подъезд и посмотрела на часы. Если долго не засиживаться у Елены Крайневой, можно успеть опросить молодую вдову до обеденного перерыва. Чай, которым ее угощала Лидия Яковлевна, оказался до невозможности жидким.

Сознание возвращалось медленно. Назойливый голос что-то твердил и твердил, а Герман слушал и не слышал, досадливо ожидая, когда же голос заткнется. Он ощущал себя школяром на уроке богословия, где священник нудно вещает прописные истины. Уж много лет как гимназию окончил, а все иногда дрожь пробирает. На этой мысли Герман погрузился в глухую темноту, а когда снова очнулся, показалось, что прошла вечность, но голос по-прежнему что-то бубнил. Сосредоточиться не получалось. Почему-то сегодня Герману все давалось с трудом. Вот раньше, к примеру, чутье не подводило: Герман всегда точно знал, сколько натикало времени. Помнится, в гимназии первым на перемену выскакивал. А почему? Да потому что успевал чернильницу, пенал и тетрадки заранее в ранец сложить. И ведь ни разу не поймали! Лишь однажды преподаватель словесности открыл было рот, чтоб отчитать Германа за поспешность, да тут же звонок с урока и прозвенел.

Но сейчас Герман мучительно пытался понять, сколько прошло времени, и не мог. Время вело себя странно: то неслось вскачь, то плелось как черепаха. Герман не успевал следить за ним и совсем запутался — день прошел или вечность.

Когда же началась эта чепуха? Точно, аккурат после того, как медовухи испил. Стало плохо, тело задеревенело. А сейчас вроде бы ничего, отошло.

Мерно тикали ходики, баюкая и умиротворяя. Кажется, где-то текла вода и хлопала плохо прикрытая оконная рама. Герман раздраженно поморщился. Горничная Груня опять окно не закрыла, сколько уж ей говорил, чтобы аккуратней была.