Марио Пьюзо - Арена мрака

– Позвольте попросить вас об одном. В вашем госпитале лежит женщина, ее муж, или любовник, называйте, как хотите, находится сейчас во Франкфурте. Если положение столь угрожающее, может быть, стоит позвонить ему и попросить немедленно вернуться в Бремен?

Солидный голос ответил:

– Я бы посоветовал вам поступить именно так.

– Он находится там по срочному делу, – продолжал Эдди. – Он вернется только в том случае, если в этом есть острая необходимость.

Наступила пауза. И вдруг солидный голос озабоченно произнес:

– Думаю, вам необходимо срочно вызвать его сюда.

Эдди положил трубку. Инге смотрела на него, широко раскрыв глаза.

– Принеси чистый стакан, – попросил он.

Когда она вышла, он снял трубку и попросил армейскую телефонистку соединить его с Франкфуртом. Он еще ждал у телефона, когда Инге принесла стакан. Он попросил ее подержать трубку и сделал себе крепкий коктейль из джина и грейпфрутового сока. Потом взял трубку.

Наконец его соединили с Франкфуртом, а потом переключили на адъютантский отдел штаба.

Он переговорил с тремя штабными офицерами, прежде чем узнал, что Моска был там вчера и теперь, вероятно, находится в юридическом отделе.

Когда он дозвонился в юридический отдел, ему сказали, что Моска ушел час назад. Никто не знал, где он может быть сейчас. Эдди бросил трубку и допил коктейль. Он налил себе еще и снова стал набирать номер. Дозвонившись до франкфуртского коммутатора, он попросил соединить его с центром радиоинформации штаба командования.

Ответил дежурный сержант, которому Эдди объяснил, зачем ему понадобился Моска, и попросил его передать по радио, чтобы Моска подошел к телефону. Сержант отключился. Потом он вернулся и сказал, что сообщение передано по радио и надо еще подождать.

Эдди ждал долго. Он успел уже допить второй стакан, когда вдруг в трубке послышался голос Моски:

– Алло, кто это?

В его голосе слышалось только удивление – не тревога.

Эдди на мгновение потерял дар речи.

– Уолтер, это Эдди. Как там у тебя продвигается?

– Пока трудно сказать, – ответил Моска, – меня отфутболивают из одного отдела в другой.

Что– нибудь случилось?

Эдди прокашлялся и сказал будничным тоном:

– Мне кажется, тебе придется это дело спустить на тормозах, Уолтер. Майерше звонила твоя хозяйка и сказала, что Геллу забрали в госпиталь.

Майерша сообщила мне на базу, я звонил в госпиталь, но они не стали ничего говорить по телефону. Вроде бы дело серьезное.

На том конце провода повисло молчание, но потом Моска заговорил снова, запинаясь, словно подыскивал нужные слова:

– Тебе правда больше ничего не известно?

– Клянусь богом! – сказал Эдди. – Но тебе надо вернуться.

Наступила долгая пауза.

– Постараюсь успеть на ночной шестичасовой поезд. Встреть меня на вокзале, Эдди. Кажется, поезд прибывает около четырех утра.

– Естественно, – сказал Эдди. – А сейчас я поеду в госпиталь. Ладно?

– Конечно. Спасибо тебе, Эдди. – Раздался щелчок, и Эдди положил трубку.

Он налил себе еще стакан и сказал Инге:

– Сегодня я не вернусь, – положил бутылку джина и жестянку грейпфрутового в портфель и ушел.

Бремен был объят мраком, когда Моска сошел с франкфуртского поезда. Было около четырех утра. На привокзальной площади стоял едва различимый во тьме армейский зеленый автобус.

Площадь освещалась лишь несколькими тусклыми фонарями, которые отбрасывали на мостовую узкие рамки света.

Моска пошел в зал ожидания, но Эдди там не было. Тогда он вышел на улицу, но не нашел знакомого джипа.

Он постоял в недоумении несколько минут, потом зашагал вдоль трамвайных путей по Шваххаузерхеерштрассе, свернул на длинную змеистую Курфюрстеналлее и стал осторожно пробираться среди развалин этого призрачного города. Впоследствии он никак не мог себе объяснить, почему не пошел сразу в госпиталь.

Подойдя к своему дому, Моска увидел, что в кромешном мраке города горело только одно окно, и сразу понял, что это окно его квартиры. Он свернул на тропинку. Взбегая по лестнице, он слышал плач ребенка.

Он открыл дверь гостиной и увидел фрау Заундерс. Она сидела на диване лицом к двери и катала коляску взад-вперед по ковру. Ребенок плакал тихо и безнадежно, словно ничто не могло его успокоить. Лицо фрау Заундерс было бледным и измученным, а обычно аккуратно убранные волосы свисали длинными прядями.

Он стоял в дверях и ждал, что она скажет, но увидел лишь ее испуганный взгляд.