Горячий душ взбодрил меня. Я снова обработал рану, на этот раз только зелёнкой, и засел за завтрак на скорую руку. Любовная тоска отступила, когда принялся в уме перебирать невесёлые проблемы, которые предстояло решить. Отложив надкусанный бутерброд на тарелку, я отправился на поиски записной книжки. Вернулся с ней на кухню и набрал номер конторы Тоби, – это имя, казалось, не забуду до Страшного суда. Как и в понедельник, мне ответили, что он будет к полудню. Поблагодарив, я без особого энтузиазма продолжил прерванный завтрак, размышляя, как же, чёрт, долго Тоби приходит в себя после всех прелестей неусыпной заботы девиц-телохранительниц.
Помыв посуду, я занялся разбором бумаг, которые достались мне от Ивана. Раскладывая их, неожиданно обнаружил снимок. Тот самый, где Иван строил мне рожки. Странное чувство охватило меня, разглядывающего её теперь, после всех событий последних суток. Но времени предаваться воспоминаниям не было. Я отложил снимок изображением вниз.
Акции и сертификаты были на предъявителя. Только страховка оформлена на моё имя. Согласно приложенной записке, я мог рассчитывать примерно на сто тридцать тысяч долларов, если вовремя избавлюсь от акций. Объяснения Ивана представлялись всё более убедительными. Вся российская экономика держалась на коммерческом экспорте сырья. Поддержать промышленные производства было возможным лишь при условии, что правительство окажет давление на нефтяных и газовых спрутов, на тех дельцов и чиновников, что за ними стояли, отберёт у них значительную часть экспортной выручки. А это означало ущемление их кровных интересов. Падение курса принадлежащих им акций было вызвано не рыночными обстоятельствами, а борьбой кланов, которые имели возможность оказывать то или иное давление на нынешний режим власти, на правительственных чинуш. Захватывающие и делящие собственность группировки сделали власть заложницей своих интересов, и вся политика правительства строилась на текущей расстановке сил этих группировок. В таких обстоятельствах любая попытка поднять промышленность за счёт внутренних ресурсов, без притока инвестиций промышленных корпораций Запада, обречена на провал. А все разговоры о приоритетном развитии некоторых отраслей были блефом, игрой, рассчитанной на доверчивых граждан, и следом за существенным падением акций сырьевых компаний последует их резкий подъём. Получалось, какая-то клика, наплевав на страну и всё население, втягивала правительство в жульническую биржевую афёру по изъятию финансовых средств у вкладчиков, у среднего и мелкого бизнеса. По сути, за счёт банкротства многих ещё выживающих предприятий и представителей мелких и средних бизнесменов.
Банкротства всех этих бизнесменов меня не волновали. Большинство мелких предпринимателей сколачивали первоначальный капитал тем же противоправным путём – жульничеством, спекуляцией и разбоем. Просто сначала в наших базарно-рыночных заводях и болотах разжирели прожорливые щуки, а теперь ими решили лакомиться акулы. А за всё в конечном счёте будут расплачиваться живущие трудом люди. Но надо ли их жалеть? Жалость развращает, подрывает моральные силы и способность понять и защищать собственные интересы. Скорее уж голод и холод заставят трудяг учиться отстаивать свои права и будущее. В известном смысле – чем хуже, тем лучше.
С такими мыслями я складывал бумаги в стопки, а стопки опять вложил в пакет. Вторично позвонил прохвосту Тоби; он всё ещё не появился. Я накинул демисезонную куртку и отправился обследовать ближайшие хозяйственные магазины. Купив подходящий дверной замок, я часа полтора возился, вставлял его вместо чужого. И когда в третий раз по телефону связался с конторой Тоби, тот оказался на месте. Мне почудилось, от звука моего голоса он порядком струхнул и проглотил язык.
– Эй, приятель?! – раздражённо сказал я, не слыша ответа. – У тебя что, трубка вывалилась из рук?
– Э-э, я-а… У меня нет ваших… э-э.. – раздалось невнятное бормотанье.
Меня это окончательно вывело из себя.
– Послушай, я не первый секретарь обкома. Ты можешь сказать внятно, что случилось? Где мой договор?
– Я-я, э-э… – заблеял он. И выдохнул. – Мне пришлось его продать.
Я вмиг вспомнил замечание папаши Вики.
– Понятно!
Тоби меня больше не интересовал, я положил трубку. Думаю, он испытывал облегчение, что я перестал терзать столь тонкую личность, и решил не иметь со мной дел ни за какие блага на свете, а заодно нанять ещё парочку телохранительниц в ущерб отечественной спортивной гребле.
Читать дальше