Дэвид Дворкин - Время для Шерлока Холмса

Хотя порой подобная картина казалась мне слишком поверхностной и в чём-то упрощённой, и пусть даже личность профессора Мориарти не совсем вписывалась в неё, я размышлял, применима ли к нему та идея, что лежит в основе данного психологического портрета. Несмотря на то что ещё в молодости он за свои научные труды удостоился учёных степеней, факт остаётся фактом: Мориарти забросил многообещающую академическую карьеру по неизвестным причинам, чтобы вести преступный образ жизни. Но даже здесь он в итоге не преуспел, поскольку Шерлоку Холмсу удалось сначала подорвать деятельность его организации, а потом и вовсе уничтожить её. Может, объяснение очень простое и навязчивая идея убивать президентов и премьер-министров не отличается от нездоровых желаний, двигавших Освальдом и Принципом [2] Ли Харви Освальд — единственный официальный подозреваемый в убийстве президента Кеннеди; Гаврило Принцип — убийца эрцгерцога Франца Фердинанда. ? Даже если так, то профессор Мориарти во многом был не похож на прочих убийц политиков, что делало его даже более опасным. Преступление наподобие того, что совершил Принцип, могло привести к краху европейской цивилизации, но то, что задумал Мориарти, может уничтожить человечество. Есть ещё кое-что. Другие безумцы утоляли свою жажду, убив одного-двух человек, и легко было бы предположить, что желание Мориарти, толкающее его на преступления, можно удовлетворить. Но, увы, на самом деле недавняя история и его нынешние планы наглядно демонстрируют, что это неутолимая страсть, и одно убийство лишь сильнее распаляет потребность убивать снова и снова. Основой его самооценки стало стремление истреблять глав государств, и думаю, что самообман — будто убийства запланированы лишь как средство получения власти — лишь усугубляет ситуацию. Мориарти, будучи не в состоянии признаться самому себе в реальном мотиве, не добившись власти, воспримет провал как повод планировать новые убийства. Каждая неизбежная неудача на пути к той цели, которую он декларирует, станет оправданием следующего преступления, и страшная цепь злодеяний может продолжаться до тех пор, пока Мориарти жив и находится на свободе.

Время тянулось за мрачным самоанализом и пугающими экскурсиями к ужасной пушке Мориарти, так что короткий промежуток времени показался мне вечностью. С каждым часом приближался момент, когда мир, возможно, сгорит в пламени ядерной войны. Вечером накануне прибытия президента в Солт-Лейк-Сити меня снова повели взглянуть на пушку. Хотя я и не понимал всех технических деталей, но по поведению рабочих, по чёткости и слаженности их движений стало ясно, что конец близок. Куча деталей, раскиданная по полу в тот день, когда мне впервые продемонстрировали смертоносное орудие, исчезла, очевидно, заняв своё место в дьявольском механизме, придуманном Мориарти. Люк в крыше был открыт, и сквозь него поблёскивали яркие звёзды запада США. Меня удивило, что даже столетие спустя Мориарти внушал некоторым фанатичную преданность, как в Лондоне в прошлом веке, поскольку эти люди явно хотели следовать за безумцем к власти или на вечные муки, пускай его тропа и ведёт через руины мира.

Будто бы для того, чтобы подчеркнуть свою преданность, несколько рабочих Мориарти, пока я в оцепенении беспомощно смотрел на них, открыли контейнер, который раньше показывал мне Мориарти, и с большой аккуратностью, используя сложную систему блоков и канатов, вытащили на свет божий большой заострённый цилиндр. Неужели этот безобидный с виду предмет и есть одно из тех страшных устройств, что держат в ужасе весь мир столько лет?

Тщательность, с которой работали подручные Мориарти, и нервные взгляды, которые они бросали на цилиндр, подсказали, что передо мной действительно ядерная бомба Мориарти.

Если я и тешил себя какими-то сомнениями относительно подлинности этого предмета — его уже полностью извлекли из контейнера, и я увидел, что по форме он напоминает орудийный снаряд, — то слова профессора быстро их развеяли. Я не заметил его появления и вздрогнул, услышав прямо у себя за спиной:

— А вот и она, доктор! — Голос Мориарти победоносно звенел. — Бомба, на которую я делаю ставку. Красивая, не правда ли?

Я повернулся к нему лицом:

— Для вас — человека, который считает прекрасными смерть и зло, — да. Но для меня этот чудовищный предмет, профессор, не более чем наивысшая точка падения, воплощение чудовищного уродства, какое вы всегда представляли, Мориарти!