Рафаэль Кардетти - Парадокс Вазалиса

Он обвел комнату глазами. Один предмет привлек его взгляд, так как резко отличался от своего окружения. То была небольшая черно-белая фотография, заключенная в рамку из тонких позолоченных реек и стоявшая на стеклянной консоли, рядом с пультом дистанционного управления. На ней он узнал Зерка — совсем еще мальчик, тот стоял рядом с отцом под вывеской основанного последним небольшого предприятия, специализировавшегося на торговле лесом.

Досье на Зерка Сорель заучил наизусть. Детство в Алжире. Переезд в метрополию в 1962 году, в дни провозглашения независимости. Возобновление семейного бизнеса после смерти отца. Постепенный выкуп всех национальных конкурирующих предприятий, затем международное развитие и наконец диверсификация бизнеса в сферах коммуникаций и торговли предметами роскоши. Из своего офиса на последнем этаже башни Монпарнас Зерка контролировал теперь десятки обществ с общим торговым оборотом в несколько миллиардов евро. Жалкий «черноногий» [28] «Черноногий» ( фр. pied-noir) — презрительное наименование алжирца европейского происхождения либо француза алжирского происхождения. , начавший с ерунды, добрался до самого верха. Орлиное гнездо, из которого он правил этой империей, было грубой метафорой его социального взлета. Максим Зерка во всем отличался завидной целеустремленностью.

Подобного успеха он добился, главным образом, благодаря своему цельному характеру. В деловом мире за ним прочно закрепилась репутация человека властного и напористого. Заинтересовавшись тем или иным предприятием, Зерка никогда не согласовывал его выкуп со своими управляющими и акционерами. Он знал лишь одну-единственную стратегию — стратегию силы. Он шел в атаку и опускал оружие лишь тогда, когда победа была одержана. Те, кто пытались ему противостоять, безжалостно устранялись. Другие могли лишь надеяться вернуться домой не с пустыми руками.

Однако не методы Зерка заставили начальников Сореля заняться миллиардером всерьез. Деловой мир не входил в их поле деятельности. Зерка мог вести дела, как хотел, — то была не их проблема.

Гораздо более интересными им показались вот уже несколько лет циркулировавшие в определенных кругах слухи, касавшиеся того, как именно Зерка пополнял свою коллекцию произведений искусства. Поговаривали, что он покупал все, что попадает под руку, не особо заботясь о происхождении приобретаемых предметов. Тот факт, что та или иная картина могла оказаться краденой, никогда его не пугал, — напротив, не довольствуясь экономией, которую приносили ему подобные сделки, он создал вокруг себя настоящую подпольную сеть богатых коллекционеров, готовых без лишних вопросов выкупать у него те произведения, которыми он пресыщался. Кончилось все тем, что его маневры дестабилизировали рынок, а этого шефы Сореля вынести уже не смогли.

Несколькими годами ранее французской полиции только каким-то чудом не удалось взять Зерка с поличным. Фонд в то время еще не существовал. Близкий к Зерка источник информировал Сореля, что миллиардер заказал кражу некого рисунка Боттичелли у одного парижского коллекционера. Не имея возможности лично действовать на французской территории, Сорель передал в местную полицию полное досье по данной операции. Там было все: фотография рисунка, адрес дома в шестнадцатом районе, где находился набросок, и даже имя человека, которому было поручено этой операцией руководить. Легавым оставалось лишь выставить незаметную «наружку», дождаться, пока рисунок попадет к Зерка, и задержать его за хранение краденого.

Кто же знал, что следователь, занявшийся этим делом, окажется таким бездарем! Одержимый ненавистью к человеку, который и должен был выкрасть для Зерка этот набросок, он вмешался слишком рано, и все пошло насмарку. Зерка терпеливо дождался, пока все стихнет, и через три месяца наладил контакты с другой сетью нелегальных торговцев. Боттичелли исчез, а информатора Сореля нашли с двумя пулями во лбу. Все пришлось начинать сначала. Кретины.

С тех пор Сорель считал это дело личным. Он потребовал — и добился — головы недотепы-следователя, но даже после этого жалкого удовлетворения во рту остался горький привкус. Он пересмотрел все дело с начала. В основе всего стоял простой вопрос: зачем Зерка понадобилось идти на столь большой риск ради этого наброска? С его финансовыми возможностями он мог заполучить гораздо более ценные произведения.

И Сорель сосредоточил все внимание на рисунке, так интересовавшем Зерка. Он провел месяцы за изучением каждого квадратного сантиметра репродукции, которую получил от своего источника, имел обстоятельные беседами с искусствоведами, специализировавшимися на флорентийской живописи, перечитал «Божественную комедию» от первой до последней страницы, но так и не нашел ничего интересного.